Вместе с тем, в утопии «золотого века» среди потерявших веру людей скрывается прекраснодушная вера просветителей в добрую природу человека. Слишком уж беспорочными выглядят в воображении Версилова люди, потерявшие веру. Аркадий спрашивает Версилова: «Вы раз говорили про “женевские идеи”; я не понял, что такое “женевские идеи”» – «Женевские идеи – это добродетель без Христа, мой друг, теперешние идеи или, лучше сказать, идея всей теперешней цивилизации».
Однако, Версилов, как русский человек, воспитанный в православии, «женевскими идеями» не может удовлетвориться: «Милый мой, – прервал он вдруг с улыбкой, – всё это – фантазия, даже самая невероятная; но я слишком уж часто представлял её себе, потому что всю жизнь мою не мог жить без этого и не думать об этом. Я не про веру мою говорю: вера моя невелика, я – деист, философский деист[19]
, как вся наша тысяча, так я полагаю, но… но замечательно, что я всегда кончал картинку мою видением, как у Гейне, “Христа на Балтийском море”. Я не мог обойтись без Него, не мог не вообразить Его, наконец, посреди осиротевших людей. Он приходил к ним, простирал к ним руки и говорил: “Как могли вы забыть Его?” И тут как бы пелена упадала со всех глаз, и раздавался бы великий восторженный гимн нового и последнего воскресения…»Версилов убеждён, что европейские революции, освобождая людей, оставляли их без скрепляющей мысли, без христианской веры. Версилов хочет надеяться, что Россия эту скрепляющую людей веру сохранит и убережёт. «Хранителем чести, света, науки и высшей идеи» в России призван быть тонкий культурный слой общества. Но для этого ему нужно преодолеть «кастовость», оторванность от народа.
В набросках к роману Версилов говорит: «Спасёт
«Скитающийся» по Европе «душою и телом», Версилов возвращается в Россию, чтобы пустить корни в родную землю, послужить своему народу. В черновом автографе романа Версилов поясняет, какой смысл он вкладывает в понятие «русский дворянин». Принадлежность к дворянству определяется не социальным положением, не происхождением, а «идеей» всеобщего единения людей. Каждый человек, осознавший великую мысль общечеловеческого примирения, имеет право называться дворянином, даже если по рождению он принадлежит к низшим сословиям. По этому признаку Версилов и Макара Ивановича Долгорукова считает дворянином. Он говорит: «…Верую, что недалеко то время, когда таким же дворянином, как и я, и сознателем своей высшей идеи станет весь народ русский».
Однако сам Версилов ещё находится в духовной смуте. Он лишён благообразия и твёрдой веры. Своей тоски по высшему смыслу жизни он не может утолить, путешествуя по Западной Европе. Надежда обрести этот смысл появляется у него лишь в России. Эту надежду даёт ему смиренная любовь его жены Софии и христианская правда странника Макара. Заходящему солнцу Запада противостоит в романе Достоевского восходящий «Свет с Востока». Языческому идеалу «Золотого века» – христианское чаяние «Нового Неба и Новой Земли». И не случайно Версилов, рисуя «осиротевших людей», прижимающихся друг к другу под холодеющими лучами заката, заканчивает свою картину явлением Христа – воплощённого Солнца правды. Именно так прославляется Христос в тропаре праздника Рождества Христова: «Тебе кланятися, Солнцу Правды, и Тебе ведети с высоты Востока».
Европейскому цивилизатору Версилову, так и не преодолевшему муки раздвоения, противостоит в романе простой человек из народа с княжеской фамилией – Макар Долгорукий. С этим героем связано завершение религиозного и художественного замысла романа. Макар Долгорукий во внешнем и внутреннем, духовном своём облике воплощает то благообразие, которое утрачено высшим сословием и по которому так томится душа подростка. Образ Макара – очередное воплощение мечты Достоевского о «положительно прекрасном человеке». Генетически этот образ связан с любимым Достоевским стихотворением Некрасова «Влас». Влас – странник, бродящий по России, собирающий дары на церковь Божию. Макар – тоже странник и, подобно некрасовскому Власу, «смуглолиц, высок и прям».