Главным носителем «карамазовщины» является Фёдор Павлович, испытывающий сладострастное наслаждение от постоянного унижения истины, добра и красоты. Его плотская связь с дурочкой Лизаветой Смердящей, плодом которой является лакей Смердяков, – циничное надругательство над святыней любви. Сладострастие Фёдора Павловича – чувство отнюдь не животное и далеко не безотчётное. Это сладострастие с идеею, головное, сознательное, в его основе – полемика с добром.
Карамазов вполне сознаёт всю низость своих поступков, получая циничное наслаждение от унижения добра. Его всё время тянет плевать в святом месте. Он устраивает сознательно скандал в келье старца Зосимы, а потом с теми же целями идёт на обед к игумену: «Ему захотелось всем отомстить за свои собственные пакости. “Ведь уж теперь себя не реабилитируешь, так давай-ка я им ещё наплюю до бесстыдства: не стыжусь, дескать, вас, да и только!”»
Достоевский устами Ивана Карамазова говорит об особой жестокости, на которую решается человек в своей полемике с добром. «В самом деле, выражаются иногда про “зверскую” жестокость человека, но это страшно несправедливо и обидно для зверей: зверь никогда не может быть так жесток, как человек, так артистически, так художественно жесток. Тигр просто грызёт, рвёт, и только это и умеет. Ему и в голову не вошло бы прибивать людей за уши на ночь гвоздями, если б он даже и мог это сделать».
«Карамазовщина» охватила современное общество в верхних его слоях и проникает в лакейское окружение. Иван предрекает Смердяковым большое будущее на случай, когда в России «ракета загорится» – начнётся революция: «Передовое мясо, впрочем, когда срок наступит…» Отличительным свойством «карамазовщины» является циничное отношение к кормильцу нации – мужику: «Русский народ надо пороть-с…», – говорит Смердяков.
В карамазовской психологии во имя исступленного самоутверждения попираются все святыни. В монастыре рядом со старцем Зосимой подвизается отец Ферапонт. Внешне он стремится к абсолютной «праведности», ведёт аскетический образ жизни, истощает себя постами и молитвами. Но каков побудительный мотив «праведности» Ферапонта? Оказывается – ревность к старцу Зосиме, стремление возвыситься над ним.
И в миру то же самое. Катерина Ивановна как будто бы добра к своему обидчику Мите. Но за видимостью доброты – затаённая ненависть к нему, уязвлённая гордость. Добродетели превращаются в исступленную форму самоутверждения, в «великодушие» эгоизма. С таким же презрительным «великодушием» «любит» человечество Великий инквизитор в сочинённой Иваном легенде.
В мире Карамазовых все связи извращаются, принимают преступный характер, так как каждый здесь стремится превратить окружающих в «подножие», в пьедестал для своего эгоистического «я». Мир Карамазовых един, но «единство» это удерживается не добром, а взаимной ненавистью, злорадством, тщеславием. Это мир, по которому неизбежно пробегает цепная реакция преступности.
Кто из сыновей убил отца? Иван не убивал, однако мысль о допустимости отцеубийства впервые сформулировал он. Дмитрий не убивал, но в порывах ненависти к отцу не раз стоял на грани преступления. Убил отца Смердяков, но лишь доводя до логического конца мысли, брошенные Иваном, и страсти, бушующие в озлобленной душе Дмитрия.
В мире Карамазовых принципиально не восстановимы чёткие моральные границы преступления: все в той или иной мере виноваты в случившемся, потенциальная преступность царит в общей атмосфере взаимной ненависти и ожесточения. Виновен каждый человек в отдельности и все вместе, или, как говорит старец Зосима, «воистину каждый перед всеми за всех и за всё виноват, помимо грехов своих».
«Карамазовщина», по Достоевскому, – это русский вариант болезни, поразившей всё европейское человечество, болезни христианской цивилизации. Причины её заключаются в атеизме, в поругании христианских святынь, в грехе «самообожествления». Вся верхушка русского общества, вслед за «передовой» частью западноевропейского, обожествляет своё «я» и разлагается. Наступает кризис гуманизма, который в русских условиях принимает формы откровенные и вызывающие: «Если вы желаете знать, – цинично рассуждает Смердяков, – то по разврату и тамошние, и наши все похожи. Все шельмы-с, но с тем, что тамошний в лакированных сапогах ходит, а наш подлец в нищете смердит и ничего в этом дурного не находит».
Истоки западноевропейской и русской «карамазовщины» Достоевский видит в духовном кризисе современного христианского общества. В главе «Pro и contra» Иван Карамазов считает несовместимыми с нравственным достоинством человека три опорные точки христианской религии (акт грехопадения, акт искупления и акт вечного возмездия за добро и зло).