Согласно христианским догматам, всё человечество ответственно за грех родоначальников своих, Адама и Евы, изгнанных Богом из рая. Поэтому земная жизнь является искуплением первородного повреждения, юдолью страдания, духовных и физических испытаний и невзгод. Христианин должен терпеть и смиренно переносить это, уповая на Страшный суд в загробной жизни, где каждому будет воздано Высшим Судьей за добро и зло.
В фундаменте христианского миросозерцания, считает Иван, есть соблазн пассивного приятия всех унижений и обид в этом мире, соблазн самоустранения от господствующего на земле зла. Иван, зная этот соблазн и опираясь на него, предлагает Алёше неопровержимые, по его мнению, аргументы, направленные против «мира Божия»:
«Это было в самое мрачное время крепостного права, ещё в начале столетия, и да здравствует освободитель народа! Был тогда в начале столетия один генерал, генерал со связями большими и богатейший помещик, но из таких (правда, и тогда уже, кажется, очень немногих), которые, удаляясь на покой со службы, чуть-чуть не бывали уверены, что выслужили себе право на жизнь и смерть своих подданных. Такие тогда бывали. Ну вот живет генерал в своём поместье в две тысячи душ, чванится, третирует мелких соседей как приживальщиков и шутов своих. Псарня с сотнями собак и чуть не сотня псарей, все в мундирах, все на конях. И вот дворовый мальчик, маленький мальчик, всего восьми лет, пустил как-то, играя, камнем и зашиб ногу любимой генеральской гончей. “Почему собака моя любимая охромела?” Докладывают ему, что вот, дескать, этот самый мальчик камнем в неё пустил и ногу ей зашиб. “А, это ты, – оглядел его генерал, – взять его!” Взяли его, взяли у матери, всю ночь просидел в кутузке, наутро чем свет выезжает генерал во всём параде на охоту, сел на коня, кругом его приживальщики, собаки, псари, ловчие, все на конях. Вокруг собрана дворня для назидания, а впереди всех мать виновного мальчика. Выводят мальчика из кутузки. Мрачный, холодный, туманный осенний день, знатный для охоты. Мальчика генерал велит раздеть, ребёночка раздевают всего донага, он дрожит, обезумел от страха, не смеет пикнуть… “Гони его!” – командует генерал. “Беги, беги!” – кричат ему псари, мальчик бежит… “Ату его!” – вопит генерал и бросает на него всю стаю борзых собак. Затравил в глазах матери, и псы растерзали ребёнка в клочки!.. Генерала, кажется, в опеку взяли».
Предлагая брату Алёше потрясающие душу рассказы о страданиях детей, Иван задаёт ему вопрос о цене будущего Небесного Града, о том, стоит ли он хотя бы одной слезинки ребёнка. Может быть, есть Бог, есть вечная жизнь и есть будущая гармония в царстве Его, но Иван не хочет быть в числе избранников и «билет» на вход в Царство Божие почтительно возвращает Творцу.
Факты страдания детей, которые приводит Иван, и впрямь настолько вопиющи, что требуют немедленного отклика, живой, активной реакции. И даже «смиренный послушник» Алёша не выдерживает предложенного Иваном искушения и в гневе шепчет: «Расстрелять». Расстрелять того генерала, который по жуткой прихоти затравил псами на глазах у матери её сынишку. Не может сердце человеческое при виде детских слёз и мольбы к Боженьке успокоиться на том, что они необходимы в этом мире во искупление грехов человеческих. Не может слабый человек оправдать детские страдания упованиями на будущую гармонию и райскую жизнь. Слишком дорогая цена, думает он, для вечного блаженства! Не стоит оно, будущее райское блаженство, и одной слезинки невинного ребёнка!
Иван действительно указывает христианину на вопросы трудно разрешимые. Их положительному решению противится сердце человеческое, забывающее о великой Жертве, принесённой Самим Богом во искупление первородного повреждения людей. Бог не может не страдать, видя, как созданная им живая тварь бедствует. Вздохи и стоны её восходят к Его престолу. И Бог нисходит в мир! Он посылает Сына Своего! Сын принимает тварный образ, плоть и кровь, страдание и смертную муку. Так Он показывает человечеству путь избавительного, очистительного страдания. Бог становится человеком, чтобы возвратить человека к Богу.
В то же время, с аргументами Ивана в чём-то солидарен и сам Достоевский. Видно, что в известной мере писатель разделяет бунтарский пафос Ивана. В какой мере и почему? Достоевский вслед за Иваном выступает против самоустранения человека от прямого участия в жизнестроительстве более совершенного «мира сего». Вслед за Иваном он настаивает на необходимости живой реакции на зло, на страдания ближнего. Писатель критически относится к оправданию страданий актом грехопадения, с одной стороны, и будущим Страшным судом, с другой. Человек, по Достоевскому, призван быть активным строителем и преобразователем этого мира. Поэтому писателя не устраивает в бунте Ивана не протест против страданий детей, а то, во имя чего этот протест Иваном осуществляется и к чему он его приводит.