И низверг его в бездну, и заключил его, и положил над ним печать, дабы не прельщал уже народы, доколе не окончится тысяча лет; после же сего ему должно быть освобождённым на малое время.
И увидел я престолы и сидящих на них, которым дано было судить, и души обезглавленных за свидетельство Иисуса и за слово Божие, которые не поклонились зверю, ни образу его, и не приняли начертания на чело своё и на руку свою. Они ожили и царствовали со Христом тысячу лет.
Прочие же из умерших не ожили, доколе не окончится тысяча лет. Это – первое воскресение.
Блажен и свят имеющий участие в воскресении первом: над ними смерть вторая не имеет власти, но они будут священниками Бога и Христа и будут царствовать с Ним тысячу лет».
Тысячелетнее царство! Эти хилиастические[22]
чаяния были соблазном для многих ересей, вносивших в это царство черты ветхозаветного идеала – обетованного, земного «Царства Израиля». На таком идеале утверждался иудаизм. Ради такого идеала народ Божий отверг учение Христа. Это царство понималось им чувственно, как царство земных радостей и удовольствий.Христианские же чаяния «тысячелетнего Царства» заключались в другом. Они доверяли трактовке 20 главы Откровения христианскими апологетами: Папием Иерапольским, Иустином-мучеником, Иринеем Лионским. Эти святители понимали Царство Божие на земле как состояние райского блаженства и совершенства, как невозмутимое пребывание с Христом всей общины святых, достигших с помощью Божией бессмертия и безгреховности. Святитель второго века Ириней Лионский, который общался с учениками Иоанна Богослова, так комментировал 20 главу Откровения:
«Когда антихрист опустошит всё в этом мире, поцарствует три года и шесть месяцев, сидя в храме Иерусалимском, тогда придёт Господь с неба на облаках и в славе Отца. И антихриста, и повинующихся ему пошлёт Он в озеро огненное, а праведным даст времена царства. И обновится лицо земли. Она будет плодоносить сторицей. И все животные будут жить в мире и согласии между собою и в совершенной покорности людям. И будет свет луны, как свет солнца, и свет солнца будет в семь раз ярче. Это и будет первое воскресение праведных и наследие их в царстве земном».
Ириней Лионский утверждал, что Бог, создав мир, непрерывно осуществляет надзор над ним до настоящего времени. Этот надзор является частью истории спасения, сутью которой является «духовное возрастание или созревание» человечества. Ириней считал, что Бог творит историю, чтобы Его творение приобрело Божие подобие.
При этом тысячелетнее Царство праведников не отменяет Небесного града Иерусалима, того «нового неба и новой земли», о которых идёт речь в 21 главе Откровения. Оно служит связующим звеном между временным и вечным, между землёй и небом. Оно понимается как приуготовительная ступень к переходу от временной к вечной жизни. Путь к этому царству осуществлялся через долгий и сложный процесс обожения как отдельного человека, так и социума в целом.
После Пушкинской речи не только Константин Леонтьев, но и профессор права А. Д. Градовский упрекнул Достоевского в искажении христианского вероучения. Градовский задал Достоевскому вопрос: «Зачем же приходить антихристу, если мы изречём слово окончательной гармонии?» Достоевский ответил: «Ужасно остроумно, только тут вы передёрнули. Вы, верно, не дочитали Апокалипсис, г-н Градовский. Там именно сказано, что во время самых сильных несогласий не антихрист, а придёт Христос и устроит царство своё на земле (слышите, на земле) на 1000 лет. Тут же прибавлено: блажен, кто участвует в воскрешении первом, то есть в этом царстве. Ну, вот в это время, может быть, мы и изречём то слово окончательной гармонии, о котором я говорю в моей речи».
Кстати, опровержение крайнего негативизма в отношении к истории мы находим у Достоевского уже в «Преступлении и наказании». Раскольников говорит: «И да здравствует вечная война до “Нового Иерусалима”!» Выходит, что Раскольников в Новый Иерусалим верует. Но как же тогда согласовать эту веру с его делами? Почему он так беспощаден к этой земле, признавая кровь и преступления нормой?
За этим скрывается та же антихристианская позиция краха и неудачи истории. Ведь история безблагодатна, ведь жизнь на земле отвратительна. И прав тот, кто ставит поперёк улицы хорошую батарею… Всё вокруг мерзость. И лучшего от истории ждать не приходится. Бог и мир – как гений и злодейство – две вещи несовместные. В этом мире, оставленном Богом, Наполеонам руки развязаны.
Христианский идеал Достоевского отрицает концепцию краха и неудачи истории. Но он не принимает и социалистической утопии «земного рая». В этой утопии прогресс совершается только в сфере социальной и не предполагает никакого онтологического совершенствования мира и человека. Для Достоевского же христианский идеал предполагает преображение всей земли и всей природы человека. Пока совершается над миром и человеком действие слепых законов природы, пока дух не управляет материей, всякие попытки организации всеобщего счастья – прекраснодушная утопия.