В Казанский университет из Московского перевелся на второй курс математического отделения философского факультета и Николенька – второй после тётки опекун осиротевшей семьи. Тяжело переживала разлуку с детьми Ергольская, оставшись хранительницей внезапно опустевшего яснополянского гнезда. Скучал о ней и Лёвушка: единственным утешением были летние месяцы, когда Пелагея Ильинична привозила детей в деревню на каникулы.
В 1843 году Сергей и Дмитрий поступили вслед за Николенькой на математическое отделение философского факультета Казанского университета. А Лёвушка не любил математику. В 1842–1844 годах он упорно готовился на факультет восточных языков. В 1844 году он не без труда выдержал строгие вступительные экзамены и был зачислен студентом «восточного» факультета, но к занятиям в университете относился безответственно.
В это время он сдружился с детьми казанских аристократов, стал завсегдатаем балов, самодеятельных увеселений казанского «высшего» общества и исповедовал идеалы «комильфо» – светского молодого человека, презирающего «некомильфотных» людей. Впоследствии Толстой со стыдом вспоминал об этих увлечениях, которые привели его к провалу на экзаменах за первый курс.
По протекции тётушки, дочери бывшего казанского губернатора, ему удалось перевестись на юридический факультет университета. Здесь на одарённого юношу обратил внимание профессор Д. И. Мейер. Он предложил ему работу по сравнительному изучению знаменитого «Наказа» Екатерины II и трактата французского философа и писателя Монтескьё «О духе законов». Со страстью и упорством, вообще ему свойственными, Толстой отдаётся этому исследованию. С Монтескьё его внимание переключается на сочинения Руссо, которые настолько увлекли юношу, что, по недолгом размышлении, он «бросил университет именно потому, что захотел заниматься».
Он покидает Казань, уезжает в Ясную Поляну, которая досталась ему после того, как юные Толстые по-братски поделили между собой богатое наследство князей Волконских. Толстой изучает все двадцать томов сочинений Руссо и приходит к идее исправления окружающего мира через духовное усовершенствование. Руссо убеждает молодого мыслителя в том, что не бытие определяет сознание, а сознание формирует бытие. Главный стимул изменения жизни – самоанализ, преобразование каждым своей собственной личности.
Толстого увлекает идея нравственного возрождения человечества, которое он начинает с себя: ведёт дневник, где, вслед за Руссо, анализирует отрицательные стороны своего характера с предельной искренностью и прямотой. Юноша не щадит себя, он преследует не только постыдные свои поступки, но и недостойные нравственного человека помыслы. Так начинается беспримерный душевный труд, которым Толстой будет заниматься всю жизнь. Дневники Толстого – своего рода черновики его писательских замыслов: в них изо дня в день осуществляется упорное самопознание и самоанализ, копится материал для художественных произведений.
Дневники Толстого нужно уметь читать и понимать правильно. В них писатель обращает главное внимание на пороки и недостатки не только действительные, но подчас и мнимые. В дневниках осуществляется мучительная душевная работа по самоочищению: как и Руссо, Толстой убеждён, что осмысление своих слабостей является одновременно и освобождением от них, постоянным над ними возвышением. Известно, что живой человеческий характер Толстой представлял в виде дроби, в числителе которой были нравственные качества личности, а в знаменателе её самооценка. Чем выше знаменатель, тем меньше дробь, и наоборот. Чтобы становиться совершеннее, нравственно чище, человек должен постоянно увеличивать, наращивать числитель и всячески укорачивать знаменатель.
При этом с самого начала между Толстым и Руссо намечается существенное различие, на которое не обращает внимания современное литературоведение. Руссо всё время думает о себе, носится со своими пороками и, в конце концов, становится невольным пленником своего «я». Самоанализ Толстого, напротив, открыт навстречу другим. Юноша помнит, что в его распоряжении находится 530 душ крепостных крестьян. «Не грех ли покидать их на произвол грубых старост и управляющих из-за планов наслаждения и честолюбия… Я чувствую себя способным быть хорошим хозяином; а для того, чтобы быть им, как я разумею это слово, не нужно ни кандидатского диплома, ни чинов…»
И Толстой действительно пытается в меру своих ещё наивных представлений о крестьянине как-то изменить к лучшему народную жизнь. Неудачи на этом пути найдут отражение в неоконченной повести «Утро помещика». Но для нас важен не столько результат, сколько направление поиска. В отличие от Руссо, Толстой убеждается, что на пути бесконечных возможностей духовного роста, данных человеку от Бога, «положен ужасный тормоз – любовь к себе или, скорее, память о себе, которая производит бессилие. Но как только человек вырвется из этого тормоза, он получает всемогущество».