Русская Литература XIX века. Курс лекций для бакалавриата теологии. Том 2

Финал «Детства» – смерть матери, разлука с мирными хранителями детской непосредственности и чистоты Карлом Ивановичем и Натальей Савишной. У гроба матери мы уже не узнаем Николеньку: перед нами отрок, относящийся к жизни недоверчиво, подозрительно, с обострённым самоанализом, принимающим болезненный оттенок эгоизма и тщеславия. Мальчик замечает, что в окружении других людей он не столько переживает горе непосредственно, сколько заботится о том, какое впечатление производит на окружающих. Стараясь показать, что он убит горем больше всех, Николенька презирает себя за то, что в стремлении «казаться» он теряет способность глубокого искреннего чувства.

Совершенно не так переживает горе Наталья Савишна: «впалые влажные глаза её» выражают «великую, но спокойную печаль». Она твёрдо надеется, «что Бог ненадолго разлучил её с тою, на которой столько лет была сосредоточена вся сила её любви». Толстой показывает православно-христианский источник исцеляющего влияния её на душу осиротевшего мальчика: «Беседы с Натальей Савишной повторялись каждый день; её тихие слёзы и спокойные набожные речи доставляли мне отраду и облегчение»:

«– Да, батюшка, вашу маменьку вам забывать нельзя; это не человек был, а ангел небесный. Когда её душа будет в Царствии Небесном, она и там будет вас любить и там будет на вас радоваться.

– Отчего же вы говорите, Наталья Савишна, когда будет в Царствии Небесном? – спросил я, – ведь она, я думаю, и теперь уже там.

– Нет, батюшка, – сказала Наталья Савишна, понизив голос и усаживаясь ближе ко мне на постели, – теперь её душа здесь.

И она указывала вверх. Она говорила почти шёпотом и с таким чувством и убеждением, что я невольно поднял глаза кверху, смотрел на карнизы и искал чего-то.

– Прежде чем душа праведника в рай идёт – она ещё сорок мытарств проходит, мой батюшка, сорок дней, и может ещё в своём доме быть…

Долго ещё говорила она в том же роде, и говорила с такою простотою и уверенностью, как будто рассказывала вещи самые обыкновенные, которые сама видала и насчет которых никому в голову не могло прийти ни малейшего сомнения. Я слушал её, притаив дыхание, и, хотя не понимал хорошенько того, что она говорила, верил ей совершенно».

По контрасту с Натальей Савишной Николенька вспоминает о том, как переживала смерть дочери родная его бабушка, живущая в Москве: «Иногда, сидя одна в комнате, на своём кресле, она вдруг начинала смеяться, потом рыдать без слёз, с ней делались конвульсии, и она кричала неистовым голосом бессмысленные или ужасные слова. <…> В голову никому не могло прийти, глядя на печаль бабушки, чтобы она преувеличивала её, и выражения этой печали были сильны и трогательны; но не знаю почему, я больше сочувствовал Наталье Савишне и до сих пор убеждён, что никто так искренно и чисто не любил и не сожалел о maman, как это простодушное и любящее созданье».

«Детство» заканчивается описанием смерти Наталии Савишны, где Толстой подхватывает мотивы рассказа Тургенева «Смерть», с его рефреном – «удивительно умирают русские люди!» «Наталья Савишна два месяца страдала от своей болезни и переносила страдания с истинно христианским терпением: не ворчала, не жаловалась, а только, по своей привычке, беспрестанно поминала Бога. За час перед смертью она с тихою радостью исповедалась, причастилась и соборовалась маслом.

У всех домашних она просила прощенья за обиды, которые могла причинить им, и просила духовника своего, отца Василья, передать всем нам, что не знает, как благодарить нас за наши милости, и просит нас простить её, если по глупости своей огорчила кого-нибудь, “но воровкой никогда не была и могу сказать, что барской ниткой не поживилась”. Это было одно качество, которое она ценила в себе.

Надев приготовленный капот и чепчик и облокотившись на подушки, она до самого конца не переставала разговаривать со священником, вспомнила, что ничего не оставила бедным, достала десять рублей и просила его раздать их в приходе; потом перекрестилась, легла и в последний раз вздохнула, с радостной улыбкой, произнося имя Божие.

Она оставляла жизнь без сожаления, не боялась смерти и приняла её как благо. Часто это говорят, но как редко действительно бывает! Наталья Савишна могла не бояться смерти, потому что она умирала с непоколебимою верою и исполнив закон Евангелия. Вся жизнь её была чистая, бескорыстная любовь и самоотвержение».

Уходят из жизни Николеньки те, кто способен на чистую, бескорыстную любовь и самоотвержение, а приходят на смену люди, пробуждающие в нём игру самолюбивых, тщеславных чувств. С первой главой «Отрочества» «Поездка на долгих» в книгу вторгается мотив необратимых перемен. После смерти матери дети возвращаются в Москву, в мир светских, «фальшивых» отношений. В пути их застаёт гроза – первое трагическое ощущение отроком, утратившим полноту детского восприятия, вопиющей дисгармонии в мире природы и в душах людей. Громовой удар совпадает с появлением страшного нищего, внезапно оказавшегося перед бричкой, в которой едет Николенька.