Имение Страховых было оставлено. На смену ему пришел дом в Орле, «при отце, человеке очень умном, много начитанном, знатоке богословия, и при матери, очень богобоязненной и богомольной». «В Орле, в этом странном “прогорелом” городе, который вспоил на своих мелких водах столько русских литераторов, сколько не поставил их на пользу родины никакой другой», Лесковы жили на Третьей Дворянской улице, над самой речкой Орликом, рядом с глубоким оврагом, за которым располагался выгон с казёнными магазинами. Здесь летом учились солдаты. «Я всякий день смотрел, как их учили и как их били, – вспоминал Лесков. – Тогда это было в употреблении, но я так и не мог к этому привыкнуть и всегда о них плакал».
Неподалёку от дома была «монастырская слободка», где мальчик встречался с «многострадальными духовенными», которые его очень интересовали. «Они располагали меня к себе их жалкою приниженностью и сословной оригинальностью, в которой мне чудилось несравненно более жизни, чем в тех так называемых хороших манерах, внушением коих томил меня претенциозный круг моих орловских родственников. И за эту привязанность к орловскому духовенству я был щедро вознаграждён: единственно благодаря ей я с детства моего не разделял презрительных взглядов и отношений “культурных” людей моей родины к бедному сельскому духовенству». В отцовском доме будущий писатель «научился религии» у лучшего и в своё время известнейшего законоучителя Е. А. Остромысленского: «Это был орловский священник – хороший друг моего отца и друг всех нас, детей, которых он умел научить любить правду и милосердие».
Отец писателя Семён Дмитриевич Лесков был выходцем из потомственного духовенства Орловской губернии: «Мой дед, священник Дмитрий Лесков, и его отец, дед и прадед, все были священниками в селе Лесках, которое находилось в Карачёвском уезде Орловской губернии. От этого села “Лески” и вышла наша родовая фамилия – Лесковы». Дослужившись до чина коллежского асессора, отец Лескова получил звание дворянина, был избран заседателем в уголовную палату, но своим умом и твёрдостью убеждений нажил, как водится, много врагов и репутацию «крутого человека», которую и оправдал, вступив в конфликт с орловским губернатором.
Выйдя в отставку, отец продал дом вместе со всем имуществом в Орле и купил в Кромском уезде маленький хутор Панино при водяной мельнице с толчеёю, саде, двух дворах крепостных крестьян и около сорока десятин земли. «Восторг мой не знал пределов, – вспоминал об этом событии Лесков. – Тем же летом мы переехали из большого городского дома в очень уютный, но маленький деревянный дом с балконом, под соломенною крышею». «В деревне я жил на полной свободе, которой пользовался, как хотел. Простонародный быт я знал до мельчайших подробностей и до мельчайших же оттенков понимал, как к нему относятся из большого барского дома, из нашего “мелкопоместного курничка”, из постоялого двора и с поповки. А потому, когда мне привелось впервые прочесть “Записки охотника” И. С. Тургенева, я весь задрожал от правды представлений и сразу понял, что называется искусством. Всё же прочее, кроме ещё одного Островского, – мне казалось деланным и неверным».
Вскоре родители определили Лескова в Орловскую классическую гимназию, но учение в ней будущему писателю «не задалось». В 1846 году он отказался от переэкзаменовки в четвертый класс и был уволен вопреки желанию родителей. Так был положен «предел правильному продолжению учёности», о чём Лесков не раз потом пожалеет. Отец пристроил своенравного недоросля в уголовную палату вольнонаёмным служителем – писцом: в углу, за шкафом, на табуретке, с гусиным пером за ухом и помадной банкой вместо чернильницы.
Юность
Орловский период жизни Лескова оборвался внезапно. В мае 1848 года страшный пожар уничтожил значительную часть деревянного Орла, в июле того же года скоропостижно скончался в Панине от холеры отец. Осиротевшее семейство пригласил на жительство в Киев состоятельный дядюшка Лескова по матери Сергей Петрович Алферьев, профессор, декан медицинского факультета университета св. Владимира. 28 сентября 1849 года Лесков подал прошение в Киевскую казённую палату, а 31 декабря был зачислен в её штат и определён помощником столоначальника по рекрутскому столу ревизского отделения.
Суровую жизненную школу прошёл Лесков в рекрутской канцелярии, где «каждый кирпич, наверно, можно было бы размочить в пролившихся здесь родительских и детских слезах», море которых хлынуло в годы Крымской войны. Это была служба «более чем неприятная: обычаи и предания в области рекрутских операций были глубоко порочны, борьба с ними трудна, картины, проходившие перед глазами, полны ужаса и трагизма». Лесков поведал об этом своим читателям в рассказе «Владычный суд».