Русская Литература XIX века. Курс лекций для бакалавриата теологии. Том 2

Но, по сравнению с лишним человеком, у героя Лескова есть одно и немалое преимущество. Это характер цельный, лишённый раздвоенности, противоречия между словом и делом. Источник его силы – глубокая вера в Бога, дающая ему возможность выстоять при любых обстоятельствах. Эта вера помогает ему быть снисходительным к человеческим слабостям, прощать людям их непостоянство и легковерие.

Эта вера, наконец, спасает отца Савелия от одиночества. Когда засыпает от утомления даже самый верный друг, жена протопопа Наталия Николаевна, которая не в силах понять слабым женским умом его сокровенные мысли, отец Савелий остаётся в духовном общении с Тем, Кто никогда не изменит и даст руку помощи в любых обстоятельствах.

Непокорный протопоп решает, вопреки воле начальства, выступить в храме с обличительной речью «в духе крепком, в дыхании бурном, чтобы сами гасильники загорелись». Он верит в духоносную силу слова, вышедшего из уст верующего человека. Готовясь к этой проповеди, Савелий укрепляет свой дух, обращаясь к древним легендам о русских праведниках. Он верит в чудесную силу этих легенд, сравнивает их с живоносными источниками: «Живите, государи мои, люди русские, в ладу со своею старою сказкой. Чудная вещь старая сказка! Горе тому, у кого её не будет под старость! …О, как бы я желал умереть в мире с моею старою сказкой».

Есть в окрестностях Старгорода святое место: под горой у лесной опушки бьёт из-под земли источник: «Тут будто некогда, разумеется, очень давно, пал изнемогший в бою русский витязь, а его одного отвсюду облегла несметная сила неверных. Погибель была неизбежна; и витязь взмолился Христу, чтобы Спаситель избавил его от позорного плена, и предание гласит, что в то же мгновение из-под чистого неба вниз сверкнула стрела и взвилась опять кверху, и грянул удар, и кони татарские пали на колени и сбросили своих всадников, а когда те поднялись и встали, то витязя уже не было, и на том месте, где он стоял, гремя и сверкая алмазною пеной, бил вверх ключ высокою струёй студеной воды, сердито рвал рёбра оврага и сребристым ручьём разбегался вдали по зелёному лугу».

С тех пор «родник почитают чудесным, и поверье гласит, что в воде его кроется чудотворная сила, которую будто бы знают даже звери и птицы. Это всем ведомо, про это все знают, потому что тут всегдашнее таинственное присутствие ратая веры. Здесь вера творит чудеса, и оттого всё здесь так сильно и крепко, от вершины столетнего дуба до гриба, который ютится при его корне».

Накануне проповеди-подвига отец Савелий, объезжая храмы, входящие в его благочиние, останавливается у святого источника на отдых. И тут свершается чудо: старая сказка оживает. Набегает на чистое небо грозная туча. «И вдруг, в тёмно-свинцовой массе воды, внезапно сверкнуло и разлилось кровавое пламя. Это удар молнии, но что это за странный удар! Стрелой в два зигзага он упал сверху вниз и, отражённый в воде, в то же мгновение, таким же зигзагом взвился на небо. Точно небо с землёю переслалось огнями; грянул трескучий удар, как от массы брошенных с кровли железных полос, и из родника вверх целым фонтаном взвилось облако брызг».

В этом происшествии отец Савелий видит Божье благословение на свою обличительную проповедь, которую он произносит в храме. Протопоп говорит в ней о безмерном нашем умствовании, порабощающем разум, о неточности наших сведений о душе, о непонимании натуры человека и проистекающем отсюда бесстрастном равнодушии к добру и злу. Он говорит о великой утрате заботы о благе родины. Он призывает народ молиться о том, чтоб сердце государя было не в руках человеческих, но в руках Божиих. Он горько сетует, что народ небрежёт этой заботою, что даже в праздничные дни храм Божий остаётся пустым. Он порицает «молитвенников», слуг лукавых и ленивых, молитва которых – не молитва, а торговля в храме. Следуя примеру Иисуса Христа, он порицает и осуждает торговлю совестью:

«Церкви противна сия наёмничья молитва. Может быть, довлело бы мне взять в руки вервие и выгнать им вон торгующих ныне в храме сем, да не блазнится о лукавстве их верное сердце. Да будет слово моё им вместо вервия. Пусть лучше будет празден храм, я не смущуся сего: я изнесу на главе моей тело и кровь Господа Моего в пустыню и там пред дикими камнями в затрапезной ризе запою: “Боже, суд Твой цареви даждь и правду Твою сыну цареву”, да соблюдется до века Русь, ей же благодеял еси! Не положи её, Творче и Создателю, в посмеяние народам чужим, ради лукавства слуг её злосовестливых и недоброслужащих».