Русская Литература XIX века. Курс лекций для бакалавриата теологии. Том 2

Короленко – последовательный гуманист. Он верит в добрую природу человека. Это ему принадлежат ставшие «крылатыми» слова: «Человек рождён для счастья, как птица для полёта». Макар в своей отповеди Тойону говорит, что «он родился, как другие, – с ясными, открытыми очами, в которых отражались земля и небо, и с чистым сердцем, готовым раскрыться на всё прекрасное в мире…». Зло Короленко находит не в дисгармоничной и противоречивой человеческой природе, а в холоде общественных отношений.

Одного из героев сибирского рассказа «Мороз» (1901) настигает в пути страшный мороз. «Вы помните, вероятно, легендарные рассказы о полярных странах средневековых путешественников. Зимой слова замерзают и лежат мёрзлыми льдинами до тепла. А потом оттаивают и опять становятся словами…» Нечто подобное случилось с героем этого рассказа. Охваченный свирепым якутским морозом, он потерял чувствительность ко всему, кроме стужи, леденящей тело, и безучастно проехал мимо замерзавшего пешехода.

«Вы будете подыскивать оправдания… Совесть замёрзла!.. О, конечно, это всегда так бывает: стоит понизиться на два градуса температуре тела, и совесть замерзает… закон природы… Не замерзает только соображение о своих удобствах и подлое, фарисейское лицемерие… О, какая низость…»

Когда он добрался, наконец, до постоялого двора и чуть-чуть обогрелся, оттаявшая совесть вступила в свои права. И тогда человек не выдержал и ушёл в тайгу искать путника, мимо которого он только что равнодушно проехал. Ушёл и погиб, чтобы не слышать укоров оттаявшей совести.

Рассказ символичен. Человеческая совесть замерзает не только в условиях якутской зимы. Люди живут в холоде социальных отношений, и этот холод сковывает деятельную любовь. «Но измените условия, отогрейте человеческую совесть, и зло, как таковое, исчезнет…»

Короленко считает, что в душе каждого из нас есть неведомые, неподотчётные разуму, таинственные силы, зов которых столь силён, что способен порой сокрушить давление среды. Рассказ «Соколинец» (1885) открывается мотивом одиночества человека в холодеющей юрте, на которую надвигается морозная ночь. «Последние слабые лучи понемногу уходили сквозь льдины окон из небольшой юрты; густая тьма выползала из углов, заволакивала наклонные стены, которые, казалось, всё плотнее сдвигаются над головой… Только в трёх местах тихо мерцали расплывчатые фосфорические пятна; это снаружи сквозь оконные льдины тускло заглядывал в юрту мертвящий якутский мороз».

Фосфорические пятна света напоминают могильные, кладбищенские огни. Холодная тьма надвигается на человека, обволакивает его со всех сторон, стремясь поглотить живую жизнь гробовым безмолвием. Но душа человека лихорадочно сопротивляется. Рассказчик зажигает спасительный огонь в камельке – боге якутской юрты, – и в несколько мгновений всё изменяется в ней до неузнаваемости. «Молчаливая юрта наполнилась вдруг говором и треском. Огонь сотней языков перебегал между поленьями, охватывал их, играл с ними, прыгал, рокотал, шипел и трещал. Что-то яркое, живое, торопливое и неугомонно-болтливое ворвалось в юрту, заглядывая во все её углы и закоулки».

На спасительный огонь является в юрту известный в округе сибирский бродяга Василий. С его приходом прерывается одиночество, и тоскующая по воле душа повествователя жадно слушает рассказ бродяги о далёкой родине, с которой давно его разлучили. Эпопея бегства Василия с Сахалина исполнена страшных подробностей – смерть, кровь, преступления. Но повествователь в его рассказе запоминает другое: «И почему, спрашивал я себя, этот рассказ запечатлевается даже в моём уме – не трудностью пути, не страданиями, даже не “лютою бродяжьей тоской”, а только поэзией вольной волюшки? Почему на меня пахнуло от него только призывом раздолья и простора, моря, тайги и степи?»

Рассказ завершается картиной солнечного утра. «Клубы дыма, дружно поднимаясь изо всех слободских юрт, не стояли прямыми, неподвижными столбами, как бывает обыкновенно в большие морозы, – их гнуло к западу, веял восточный ветер, несущий тепло с Великого океана».

От холода к теплу, от мрака к свету движется всё в этом поэтическом рассказе, который продолжает традиции Тургенева. Композиция «Соколинца» с активным участием природы в движении и развитии сюжета напоминает тургеневский «Бежин луг». Не случайно Чехов обратил внимание на музыкальное построение этого рассказа.

В то же время нельзя не заметить, что полного синтеза «романтических» и «реалистических» начал в «Соколинце» не происходит. «Реалистические» подробности побега группы бродяг с Сахалина остаются в рассказе как бы в тени, на уровне эмпирических фактов, на уровне деталей, подтверждающих документальную правду рассказанного, но не охваченных художественным синтезом «поэмы о вольной волюшке». Потому эти факты и не запоминаются как существенные, не входят в сознание читателя как художественно значимые. Вероятно, мы тут имеем дело с родовыми чертами позднего реализма эпохи 1880–90-х годов.