Русская Литература XIX века. Курс лекций для бакалавриата теологии. Том 2

В Кронштадте, в минном офицерском классе Короленко служит чертёжником. Осенью 1877 года ему разрешают перебраться в Петербург, где он определяется на должность корректора в редакцию газеты «Новости». Юноша вынашивает радикальные планы изменения своей жизни, связанные с надеждами на переустройство всего общества. С этой целью он занимается изучением сапожного мастерства, а его старший брат заводит небольшую слесарную мастерскую. Так они готовят себя к «хождению в народ».

«Это кончилось бы тем же, чем кончались сотни подобных экскурсий, – писал потом Короленко, – то есть сознанием того, что народная жизнь настоящий океан, управлять движением которого не так легко, как нам казалось. Для меня лично это сопровождалось бы накоплением художественных наблюдений, и, вероятно, я скоро бы понял, что у меня темперамент не активного революционера, а скорее созерцателя, художника».

Но государственное самовластие опередило намеченные планы. 10 мая 1879 года Короленко был арестован по подозрению в «сообществе с главными революционными деятелями» и сослан без суда и следствия в город Глазов Вятской губернии, а оттуда, через несколько месяцев, препровождён в самые дебри Глазовского уезда – в Берёзовские Починки – и поселён в курной избе крестьянина Гаврилы Бисерова.

«То, что я ещё только собирался сделать, будучи в Петербурге, для чего мне приходилось бы менять оболочку интеллигента, то теперь, милостью начальства, было мне предложено на казённый счёт. Здесь я был просто мужик, правда, с дальней стороны, но всё-таки только мужик, равный этим мужикам, а пожалуй, и ниже их положением, как ссыльный», – вспоминал Короленко. Он шутливо сообщал своим близким о том, что «начинает карьеру сапожника», что крестьяне смотрят на него не как на барина, но как на своего брата и называют за его ремесло «мужиком работным».

Но мечты о политической пропаганде при этом рассеиваются, как дым. Он может говорить с крестьянами совершенно свободно о царе и его власти, о необходимости свободы и самоуправления. Но его увещевания для мужиков – «господская сказка», не имеющая никакого отношения к действительности. Короленко с горечью убеждается, что между его интеллигентскими убеждениями и мировоззрением простого крестьянина нет «общего языка».

Берёзовскими Починками не окончились скитания Короленко. В январе 1880 года его ложно обвинили в самовольных отлучках с места ссылки и под конвоем доставили в Вятку, а потом перевели в Вышневолоцкую политическую тюрьму. Отсюда его надумали сослать в Восточную Сибирь, но сняли с этапа в Томске и вернули на поселение в Пермскую губернию. В Перми Короленко жил на положении ссыльного, служил табельщиком, а потом письмоводителем на железной дороге.

1 марта 1881 года был убит народовольцами Александр II. Вступивший на престол Александр III пожелал, чтобы политические ссыльные дали специальную присягу «на верноподданство новому государю». Никто из друзей писателя не придал серьёзного значения этому формальному акту. Но Короленко подписать присягу категорически отказался. В объяснительной записке пермскому губернатору он перечислил факты вопиющего произвола государственной власти и заявил: «Совесть запрещает мне произвести требуемое от меня обещание в существующей форме».

Этот отказ расценили как преступление. Короленко снова арестовали и отправили в Восточную Сибирь. В декабре 1881 года его доставили в слободу Амгу за 300 верст от Якутска и поселили в юрту крестьянина Захара Цыкунова. Здесь Короленко учился пахать землю и с глубоким интересом вникал в жизнь якутского народа. От былых народнических иллюзий не осталось и следа. Рухнула вера в социалистические инстинкты крестьянина. «Народ был ещё весь во власти легенды о непрестанной царской милости», то есть признавал то, против чего боролась интеллигенция.

Только в 1885 году Короленко получил возможность вернуться в Европейскую Россию без права проживания в столицах – Москве и Петербурге. Ему разрешили поселиться в Нижнем Новгороде. Короленко так вспоминал об этом переломном моменте в своей судьбе: «В 1885 году, после долгих скитаний, тёмною и холодною ночью, я подъехал к Нижнему Новгороду, где судьба сулила мне причалить свою скитальческую лодочку после ссылки. Многое, во что я наивно верил в молодые годы, было рассеяно и разбито. Действительность встретила наивную веру нашего поколения горькими разочарованиями. Много пришлось мне передумать в эту ночь и последовавшие за нею дни, чтобы найти, куда бросить якорь и как затем направить свою жизнь. Всё казалось потеряно, рассеяно и разбито. На долгие годы залегла над отечеством тёмная ночь беспросветной реакции. Это было уже ясно.