Русская литература XVIII века. Петровская эпоха. Феофан Прокопович. Учебное пособие

Применительно к образу Владимира в одноименной трагедокомедии мы говорили о традиции всей древнерусской литературы: в правящем государе видеть его предков, проводить параллели с предшествующими правителями. И эта речь не стала в данном случае исключением: «В тебе отцы и праотцы твоя» (I, 4).

Знаменитое выражение «любовь к отеческим гробам» восходит к Феофану Прокоповичу, который призывает помнить предков своих – «где бо зде иступиши можеши, идеже бы не узрел еси родства твоего следов?» (I, 4).

Оратор демонстрирует замечательное владение риторическими приёмами.

Топос играет значительную роль в этой «речи»: Киев, Печерская церковь («Лавра Печерская»), монастыри, «горы сия», Софийский собор («храм сей от Ярослава созданный есть») и т. д. (I, 4–5). Уже в этой, одной из первых проповедей, Феофан обращается к историческому прошлому Древней Руси. Как известно, князья Киевской Руси не являлись прямыми родственниками П. А. Романова, о чём, безусловно, Феофан-историк знал, но данная контаминация несла чисто идеологический смысл и была во второй половине XVII – первой половине XVIII вв. общеупотребительной применительно к царствующей фамилии. Параллели Пётр – Владимир с вариациями Пётр – Ярослав, Пётр – Александр Невский и т. п. характерны не только для «слов» и «речей» Феофана Прокоповича, но и для Стефана Яворского, Феофилакта Лопатинского, Гавриила Бужинского, да и для всей публицистики этого периода[330]. Упомянул оратор и первых русских святых Бориса и Глеба (I, 5). Даже сами имена великих предков должны были воскресить в памяти «слышателей» и читателей деяния этих исторических личностей, саму эпоху. Всё дышит не только историей отечества, но и великими предками Петра. Так формируется пространственно-временная организация «слова». Однако Феофан-оратор был ещё и тонким психологом: он подключает к вышеуказанным параллелям мотив памяти. «Единая сосудов хранительница» (I, 5) – вот что такое память, по Феофану Прокоповичу. «Но не память только и самую кровь видит в тебе Киев, помянутых отец твоих; видит и познавает в тебе добродетели их, и нравы, и обычаи» (I, 5). Данное «слово» перекликается с другими историческими, художественными произведениями оратора. Пётр продолжает победы и просветительскую деятельность Владимира, «любомудрие» Ярослава, продолжает борьбу Димитрия Донского «от ига Оттоманского», продолжает «благочестие Святославово» (I, 5). Обыграл Феофан даже то обстоятельство, что Пётр правил некоторое время вместе со своим братом Иоанном, – поэтому Пётр продолжил «братолюбие святых страстотерпцев Романа и Давида» (I, 6).

Длинный риторический период, «нанизывание» одного доказательства на другое, подобное же, рождает психологически устойчивую доминанту, которую в итоге как некую формулу выводит оратор: «Прият от корени своего свет великаго имени и другий от дел своих испускает» (I, 6), т. е. Пётр не только воспринял славное прошлое, но и укрепляет его делами своими. Феофан-художник не забыл идеологической важности барочной эмблематики. Такой своей деятельностью Пётр «знаменует царский его сугубоглавный орёл» (I, 7), т. е. обыгран герб России, а с ним идея державности, государственности.

Феофан Прокопович воспевает гармонию в Петре: он – правитель и человек, воин и созидатель. Апофеозом верноподданничества явилась фраза Феофана о том, что «на престоле российском не человек, но самая правда сидети мнится» (I, 7).

Следуя традициям древнерусской воинской повести, Феофан Прокопович вспоминает об Александре Македонском и обращается к историкам Курцию и Плинию, цитируя их (см.: I, 8–9). Кульминацией слова является признание в любви к монарху всех сограждан, от имени которых выступает оратор: «Мы же на твое пришествие отверзаем тебе любовию сердца наша» (I, 10). И, наверное, впервые Феофан-художник использует параллель «царь Пётр – апостол Пётр» (I, 10). Видеть Петра – значит, истину познать: «Се есть покой и конец желания, се есть верх благополучия нашего!» (I, 10). Завершается «речь» призывом к Петру, чтобы он последовал самому Господу: ответил любовью на любовь и не презрел Киева, «яко новаго сего Сиона», сыновья которого, в том числе и сам Феофан Прокопович, так возрадовались и воспели славу и любовь свою к монарху (I, 11).

* * *

На грани богословских и светских проповедей стоит одно из интереснейших «слов» Феофана Прокоповича киевского периода – «Слово о равноапостольном князе Владимире». Этому слову предпослан тот же эпиграф, что и «Слову приветствительному», – «Сынове Сионе возрадуются о Царе своем» (III, 335–349).