Русская литература XVIII века. Петровская эпоха. Феофан Прокопович. Учебное пособие

Любимой мыслью Петра I, его постоянной заботой было установление «генеральной тишины» в Европе, при этом война понималась им как единственная возможность обеспечения целостности и благополучия России. Это требовало политических интриг, бесконечных коалиций, сепаратных переговоров… – и в итоге мира с одними ради войны с другими (и наоборот!). Феофан Прокопович последовательно проводил в жизнь идеи Петра (а в сущности, идеи века). Могущество России «купил нам… самодержец наш не сребром купеческим, но Марсовым железом» (I, 112).

«Слово о состоявшемся между империей Российскою и короною Шведскою мире» Феофана Прокоповича произнесено 28 января 1722 г. в Успенском соборе в Москве и посвящено подписанию 30 августа 1721 в г. Ништадте, в Финляндии, мирного договора между Россией и Швецией, напечатано слово было в августе 1723 г.[440] Северная война для России закончилась успешно, международный авторитет Петра I и России был чрезвычайно высок, поэтому Сенат и Синод обратились к Петру с просьбой принять титул императора и почётные звания «Отец Отечества» и «Великий».

«Слово» Феофана Прокоповича перекликается с «речью» Петра I, которую тот произнёс в Троицком соборе 22 октября 1721 г. после прочтения трактата о заключении мира (470). Пётр в своей краткой «речи» сказал: «наш весь народ» должен «прямо узнать», «что господь Бог прошедшею войною и заключением сего мира нам сделал», но, «надеясь на мир, не надлежит ослабевать в воинском деле, дабы с нами не так сталось, как с монархиею греческою. Надлежит трудитца о пользе и прибытке общем»[441]. Феофан Прокопович, выполняя царский наказ, в своём «слове» действительно объясняет народу российскому историческое и политическое значение Северной войны, столь благополучно для России закончившейся. «Долг великий лежит на всех, как духовных пастырях, так и мирских начальниках Долг на всех таковых лежит беседами, разговорами, проповедями, пениями и всяким сказания образом толковать и изъяснять в слух народа, что мы прежде войны сея были что уже ныне, какова была Россия и какова есть уже, коликую сотвори с нами измену десница вышняго», – говорит Феофан Прокопович (113).

Феофан выступил в «слове» не только проповедником, но и пропагандистом, популяризатором одной из важнейших сторон реформы Петра во внешней политике.

В «словах» и «речах» петербургского периода мы практически не встречаем у Феофана Прокоповича формулы самоуничижения или её отголосков, а здесь она есть: оратор осознаёт «тяжесть, трудность» этого «долга», более того, просит у «слышателей» «благоразсудного снисхождения», ссылаясь на свою «худость». Его как гражданина и проповедника одолевают противоречивые чувства, т. к. он понимает всю ответственность поручения, «со дерзновением и радостию» предлагает он своё «разсуждение» (113). Неоднородные существительные дерзновение и радость в данном контексте звучат как оксюмороны.

Композиционно после нетрадиционного приступа «слово» достаточно чётко делится на две части, обусловленные логикой войны: «Сильный и яростный, и добре вооруженный напал на нелюбимого себе человека, нечающаго, и неоружнаго, и спящаго» – так «России пришлось вступить в войну с силою шведскою» (114). Вновь необходимо отметить психологически точную, выверенную метафору оратора: без барочного витийства, без обилия олицетворений, сравнений, аллегорий и символов, Феофан прибегает к очень понятному образу для слушателей, пример, что называется, взят почти из жизни, бытовой. Но этот как будто бы нехитрый логический ход оратора позволяет сразу эмоционально-оценочно определить нравственную сущность военного столкновения Швеции и России (напасть на спящего, безоружного – подлость).

Оратор предлагает посмотреть на обе стороны военного конфликта, отметив политические и экономические его причины и последствия. Чрезвычайно важна философия войны и мира, которая выстраивается в рассуждениях Феофана Прокоповича. Поэтому данное «слово» чрезвычайно важно в общественно-политических взглядах не только Феофана, но и, естественно, Петра, всех его реформ.

Изучение истории Швеции, хода войны, – убеждает нас оратор, – свидетельствует о том, что по всем позициям Швеция и её народ куда лучше были подготовлены к войне, нежели Россия (114–115). Феофан заключает: «вси свои были: и единоземнии, и единовернии, и единодушнии, и, что всему есть большее, вси равно и по государе и по отечестве своем ревнующыи» (115).

Обращаясь к России, Феофан спрашивает: «Какова ты была прежде войны сея и како устроена к войне?» (115). Оправдываясь перед слушателями и монархом, Феофан говорит, что должен со стыдом констатировать «скудость» на тот период времени отечества нашего во всех обстоятельствах: «Нага воистинну и безоружна была Россия!» (115). Художник рисует некую «емблему», которая, по его замыслу, выразит существо обстановки в России кануна Северной войны – «образ человека, в корабль седшаго, нагаго и по управлению корабля неискуснаго» (115).