Читаем Русская нарезка полностью

Сидеть за столом с большими людьми на их закрытых со­браниях. Это банальные пьянки. Ещё чуть ниже оргиям пы­тались придать красоту, наверху царила пошлость. Поражён грубостью их языка. Знаниям находили нелепые примене­ния. Ресурсы уничтожались. в их системе не было даже простой человеческой логики. Сложные узоры на грязной накидке, скрывающей что-то совсем простое. В марте впер­вые сказал мне что подозревает своих друзей в поклонении дьяволу.

Работа к тому времени была уже завершена. Результаты можно использовать на практике. Их передали крупным фармацевтическим компаниям. Получил большие деньги. Хотелось изолировать себя от людей. Так бывает в странах третьего мира. Всё стремится к как можно большей мере беспорядка и полной практической несоизмеримости раз­личных частей единого мира. Властью не делятся, прибли­жение к власти служит лишению свободы. Работа сделана, другие подхватили. Стала настолько менее творческой, что выполнять её могли уже не только люди, но и полифониче­ские мотыльки. Он знал что не будет принимать решений.

Перед ним, следовательно, никогда не откинут тряпку с узорами, под которой ответ на вопрос, кому они служат, кто питается разницей курсов их масок и лиц. Чем, кроме ком­бинации букв, вообще может быть несвободное существо. разрастание мысли или чувства, подчинение всей себя её диктующему томлению. были страшные сны. я видела насилие, расчленённые тела, кровь, смерть людей. упоение кровью. видела и никогда не разделяла. Сны лишали меня сил. Иногда я перестаю понимать размер предметов, забы­ваю, где я нахожусь, или не могу читать и писать. В других местах его знание, он сам, каким он стал, наверняка бессмыс­ленны. Чужеродны, не могут быть прочитаны. Всё зависит от воли. Прошёл год. Это был зимний день. Ушёл рано, ещё до рассвета. Собиралась встать, несколько часов спустя, посмот­рела на бордовый кусок пола в солнечном луче, там была пыль. Наши сны и почерки за годы совместной жизни сбли­жаться. Я встала и подошла к окну, отодвинула голубую штору. На ней маленькое коричневое пятно. Снег шёл, когда я ещё смотрела на штору и свои руки, ногти, под которыми тоже пыль и краска, но когда посмотрела на улицу снег пре­кратился. Сразу. Он перестал идти так резко что я это слы­шала как щелчок из соседней комнаты. Позвонили в дверь; открыла, и они внесли. Он был не в той одежде, в которой выходил из дома. Жив, но без сознания. Потом приехал.

не знала, что говорить и что думать. Смотрела на его лицо. Столько раз его видела спящим. Было точно так же. дышал ровно. в последнее время стал гораздо меньше курить.

Незнакомые двое — не люди, но и не мотыльки — ушли без слов, а. долго сидел тоже не говоря ни слова. Я уловила быстрый полифонический обмен между. и какой-то ча­стью меня. Потом прямой обмен мыслями, первый в моей жизни опыт искусственного полифонического разговора. Я знала естественный, в детстве, с бабушкой, тёплый, чудес­ный, живой. Этот ошеломил меня своей холодной силой, я помню своё удовольствие от полной невозможности сопро­тивляться, которое смешалось с горечью, болью от смысла послания. Знаете, как это бывает, сначала у вас очень хоро­шие друзья, потом у вас очень хорошие враги, а потом у вас очень плохие друзья.

Вылил два горячих чайника воды в таз. Он как-то жалко улыбнулся мне.

— Теперь лучше не смотри.

Снял чёрную рубашку и посмотрел на свою грудь. Над одним соском тонкий, едва заметный шрам от пореза, над другим белое пятно от ожога «впитаться через новые раны старые шрамы и чистую кожу» хорошо в ослабленной фор­ме когда он живой то без ритуалов

Нанёс себе новые раны. Нож с маленьким треугольным лезвием и ручкой лёгкого серебристого, тонкой, изогнутой, маленькой, будто для детской руки. Я им иногда пользова­лась и заметила, что с него легко смывалась любая краска. Несколько раз ткнул себе в грудь. Хорошо рассчитал силу. Кровь несколько минут текла из маленьких ранок, затем уня­лась. Аккуратно вытер. Сделал ещё два длинных пореза, один совсем царапина, другого кровь сразу и полилась бойко тер­пеливо ждал через шесть минут ясно что ждать придётся долго, и остановил кровь усилием воли. Первый раз видела этот приём в действии, удивилась, зачем так долго ждал. Он побледнел. На рубашке не осталось сухого места. Тихо в во­ду — мгновенно исчезла в воде. На исходе утра резко встал в постели, открыл глаза.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Земля
Земля

Михаил Елизаров – автор романов "Библиотекарь" (премия "Русский Букер"), "Pasternak" и "Мультики" (шорт-лист премии "Национальный бестселлер"), сборников рассказов "Ногти" (шорт-лист премии Андрея Белого), "Мы вышли покурить на 17 лет" (приз читательского голосования премии "НОС").Новый роман Михаила Елизарова "Земля" – первое масштабное осмысление "русского танатоса"."Как такового похоронного сленга нет. Есть вульгарный прозекторский жаргон. Там поступившего мотоциклиста глумливо величают «космонавтом», упавшего с высоты – «десантником», «акробатом» или «икаром», утопленника – «водолазом», «ихтиандром», «муму», погибшего в ДТП – «кеглей». Возможно, на каком-то кладбище табличку-времянку на могилу обзовут «лопатой», венок – «кустом», а землекопа – «кротом». Этот роман – история Крота" (Михаил Елизаров).Содержит нецензурную браньВ формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Михаил Юрьевич Елизаров

Современная русская и зарубежная проза