Русская нарезка

Всякий контакт и общение имеет свой собственный разум, а иметь помимо этого ещё и свой внутри есть безымянный дар свыше. Я не хотел обрекать себя на блуждание в силовых линиях сотворённого мира. Я не верю что все психические процессы имеют материальную природу. Я хочу только сво­боды. Сознавая и чувствуя свободу, я встал на безовцый и аволкый путь самоотречения. Я не буду просить и брать, я стану отдавать и каяться. И нарушать обещания, в частно­сти, воинскую присягу. От тяжёлых наркотиков я отказался, теперь и от лёгких отрекаюсь. Кофе не стану пить и чай, в них алкалоиды. И воевать я не пойду. Я знаю, что мы будем бить врага на чужой территории, малой кровью. Мы прольём мало крови, а враг много. Это я мало крови пролью, а много выпью. Я выбираю несотворённое в себе и уже не вижу про­блемы в том что есть и сотворённое на всех этажах. Стрелять не буду. Из двух путей без колебания выбираю смерть. И это должно быть красиво и легко, а некрасиво. И нелегко. И как после этого чистить картошку? Блок видел очень далеко вперёд. Он заметил новое в смешении человеческой приро­ды через несколько ступенек вниз и вбок с далёкими от вся­кой части привычного для человеческого духа мира созда­ниями. Далёкие, далёкие от отданного детям в дом мысли Создателя сказались в них. Казалось бы, это Отец их одел так, а Сын не оставит нас (если мы друг друга не оставим). Но испуган Блок их цельностью и силой, которой не может быть. Он забывал о своей силе, о правде. И сам Жуков операцию в районе Ржева отвлекающей не считал и так её не называл. Вместо шифровки директивы и приказы попадали в обессмысливающее разделение Волк-машины, а то и на от­крывающие их тайный смысл перестановки отдельных зна­ков. Поэтому больше, чем представителям иных родов войск, смертных приговоров досталось именно связистам. Они смиренно проредили ими себя, обрывая судьбы людей, все­рьёз играющих эти взрослые роли, в себе под насекомыми знаками отличия, которые Жукову нравилось срывать собст­венными руками. Советская и немецкая элиты сошлись в стремлении больше советский уничтожить народ и так це­ной нашей смерти мы отстояли себя.

Много позже меня спрашивали: почему мы были так уве­рены, что отобьём врага. У меня что-то происходило в нёбе, в лёгких, внутри головы. Выросли, обрели странную способ­ность повторять любые действия наши командиры. Солдаты научились. Страна обеспечивала. Перемены произошли. Очень многое сделали для нас партизаны Брянщины и Бе­лоруссии. Жуков то и дело принимал жуковидную форму. Бесполезные в новых условиях карты — источник целлюло­зы. Сам по себе Жуков не мог усваивать клетчатку. Не забы­лись наши встречи летом 1942 года на КП Брянского фронта в районе Ефремова. После Московской конференции инже­неры наследственной информации, специалисты по фило­софским проблемам эмбриологии и иммунологии, руково­дители оккультных отрядов и соединений и фармакологи собрались у нас, чтобы вместе с командованием фронта об­судить вопросы бытия Жукова и предстоящей совместной работы. Командиры всех рангов чувствуют трансгенную микрофлору кишечника изменённых состояний старшего начальника, и, наверное, мечта каждого из нас — поставить себя так, чтобы родные бесы страха внутри подчинённых системно понуждали людей неумолимо выполнять все твои распоряжения. Вот этого Жуков достиг. Он всё больше вре­мени проводил во внечеловеческих формах и полностью вынес свой дух и поступки в области первых дней творения. Немецкое командование, видимо, рассчитывало повторить атаку подобную предпринятой летом 1942 года из района Курска в направлении на Воронеж. Однако наш брат жесто­ко просчитался: время было не то. В предсказанных движе­ниях раздутых до свинца твёрдой ложью исполнителей наша машинерия рассвета встретила наступавших нехуёвым огнём. Орудия прямой наводки и противотанковые ружья в упор расстреливали вражеские танки. Активно действовала и наша авиация. Как внутри, так и вне нас завязались тяжёлые, упор­ные бои. Как в прошлом, так и в настоящем завязались упор­ные бои. Как в тревоге фантазма, так и в ужасе правды успо­коились в истреблениях остановившихся вражеских машин две бригады и 17-й Гвардейский стрелковый корпус. Попадая на минные поля, вражеские танки подрывались залпом под­ряд один за другим от двух до пяти и более как во сне. Сле­довавшие за ними машины по их следам продолжали пре­одолевать заминированные участки погибшей памяти. Тяжё­лые годы своим ужасом прикрывали действия лёгких лет и пехоты. Оглушённые этой стальной лавиной наши войска в самоотречении сражались используя все средства уничтоже­ния враждебных нам людей, врага в целом. Командующему 16-й воздушной армией был отдан приказ нанести удар по прорвавшемуся противнику. Пожав плечами, Руденко поднял в воздух более 200 истребителей и 150 бомбардировщиков. В ночь на шестое июля я доложил Ставке обстановку. Это бы­ла прекрасная ночь. Лучшая моей жизни.

6.

Вы, Дмитрий Иванович, что-то хотели сказать?

Я хотел предложить, может быть, мы сейчас переку­сим?