Русская поэзия за 30 лет (1956-1989)

Если вспомнить повесть "Будь здоров, школяр" — видно, что и под серой шинелькой «школяра» — чуть повзрослеть ему — обнаружится мундир гвардейского поручика.

Маскарад современности тленен, минутен. Суть мужества — вечна. Не страшно кажущееся убожество:

Кларнет пробит, труба помята,

Фагот, как старый посох, стерт,

На барабане швы разлезлись,

Но кларнетист красив, как чёрт…

Хочешь разглядеть за призрачной серостью современного быта — истинное, вечное. Вслушайся в серый сумрак — «сквозь бессонницу, и полночь, и туман" —

слушай Барабанщика!

Самое трудное — не соблазниться видимостыо, которая на каждом шагу кричит, что она, и только она есть реальность!

Скинула лягушка свою шкуру, а под ней — "Женщина, Ваше Величество". И весь мир преобразится через нее…

«Полночный троллейбус» тоже лягушечья шкура, реален не он, а корабль, не московские пассажиры — а матросы, ибо суть человеческих отношений определяется не законами толпы в уличном транспорте, а законами матросской солидарности…

«Не верьте пехоте, когда она бравые песни поет»

В стихотворении "Черный мессер" идет речь не о подвиге, а о ежедневном мужестве, о мужестве жить:

Каждый вечер, каждый вечер

У меня штурвал в руке,

Я лечу ему навстречу

В довоенном ястребке

Итак, блоковское "и вечный бой". Жужжание черного шмеля, а этот мессер притворяется шмелем, но видимый мир ведь только маска, и сражение бесконечно возобновляется…

И опять я вылетаю, побеждаю и опять,

Вылетаю, побеждаю… Сколько ж можно побеждать?

Человек, не умеющий победить раз навсегда. И потому обречённый на «вечный бой. «Покой нам только снится» — прирожденный дилетант, неспособный усвоить правила профессионально жить. Это Князь Мятлев, поручик Амилахвари, «бедный Авросимов», школяр…

И этот же не герой в "Молитве" (Франсуа Вийона? По парадоксальности похоже, что и Вийона тоже…)

Пока земля еще вертится, пока еще ярок свет,

Господи, дай же ты каждому, чего у него нет:

Умному дай голову, трусливому дай коня,

Дай счастливому денег… И не забудь про меня.

23. «СТЁБ ЕСТЬ, А СЛОВА НЕТУ?» (Николай Глазков)

Да, не было в его время этого СЛОВА. А вот ДЕЛО было!

"Герой эпохи вырождения" — так назвал Николая Глазкова в одной статье семидесятых годов критик Юрий Иоффе из Франкфурта.

Глазков — человек-легенда. Глазков — очень плохой поэт, но почему-то много издающийся…. Глазков — мудрый человек. Глазков — алкаш. Глазков — гений издевательства…

Глазков — изобретатель слова "Самиздат". На рукописных его сборничках 40-х годов стояло слово "самсебяиздат".

Глазков непечатный — обериут навыворот. Те играли "под дурачка" а этот — осмысляет мир, который видит, как дурацкий. А впечатле¬ние на читателя всё равно обериутообразное…

Слава шкуре барабана,

Каждый колоти в нее,

А история покажет,

Кто дегенеративнее.

Говорили даже, что такие стихи писал Глазков пьяный, а трезвый он был чуть хуже посредственных советских газетных стихописак.

И очень похоже на то, что Глазков, выпустивший в самых серьёзных советских издательствах с десяток книг из ряда вон выходящих по нелепости и газетному шта¬мпу, по особой очень верноподданой глупости, по графоманской восторженной советскости, Глазков, вырядившийся раз навсегда в типичного советского стихот¬ворца, был всю жизнь ходячей, говоря¬щей, пишущей пародией на всех имяреков советской газетно-праздничной ахинеи.

Вот строки «о великих стройках коммунизма» из очередной книжки Глазкова, выпущенной издательством "Советский Писатель".

В Комсомольске на Амуре

Комсомольцы-молодцы

Соответственно культуре

Воздвигают и дворцы

.

А вот строки из другой книжки:

"Сосны в Шушенском" –

В них богатырский дух природы,

Их вид могуч и величав,

Они росли еще в те годы,

И радовали Ильича…

Если бы это написал Долматовский, или Матусовский, или Ошанин, я бы поверил, что это благонамеренная халтура на полном серьёзе… А так — только полное отсут¬ствие чувства юмора у редактора объясняет, почему такие книги из¬даются…

Редакторы того времени часто не вчитывались в текст. Им довольно было присутствие в стихах того, что позднее получило учёное название «КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА». Ну, например, заметил читающий стих краем глаза редактор слова «комсомольцы», «культура», «дворцы» — ну, и довольно — всё актуально, всё оптимистично. И на уголке писал редактор «в набор». Так же рукописи читали и все прочие «ответственные лица». А во втором отрывке: «величав», да ещё в рифме с «Ильича». Тоже в набор… Вот и сумел издать Глазков более десятка книжек своих «стихов»…

Итак, выдумал Николай Глазков советского поэта Н. Глазкова. Так что от Алексея Константиновича Толстого, создателя Козьмы Пруткова, он отличается тем, что подарил своему персонажу своё настоящее имя.

Ну, а если вспомнить Катаева, с его теорией "мовизма"? Хоро¬шо все умеют писать, а вот плохо, хуже всех — это труднее, тут надо быть почти гением. Таким образом, мы можем заподозрить в гениальнос¬ти не только Катаева, но и Глазкова… И верно, может ли что быть хуже таких строк:

Преградами заставлена

Дорога на врага,

За Родину, за Сталина.

Хоть к чёрту на рога!

Или "величаво течет Колыма". Или –