Русская Православная Церковь в Среднем Поволжье на рубеже XIX–XX веков

Синод обратился к епархиальным архиереям со специальным посланием, в котором говорилось следующее: «Призывая Божие благословение на открывающуюся таким образом для выборных людей от всей земли русской общественно-государственную деятельность, Св. Синод признаёт необходимым поручить епархиальным архиереям обратиться к подвластному им духовенству с архипастырским призывом, дабы пасторы церковные, в настоящем деле великой государственной важности, приложили всё тщание к достойному выполнению воли Августейшего Монарха и оправдали высокое доверие Государя Императора к православному духовенству, руководствуясь при выборах членов думы единственно пастырской их совестью и долгом, не увлекаясь при сём посторонними влияниями и памятуя только о благе Отечества и нуждах народных»[329].

Эти установки оставались практически неизменными на протяжении выборных кампаний во все четыре Думы. В итоге, в 1-й Думе (27 апреля – 8 июля 1906 г.) оказалось шесть священников (левые и центристы) и два епископа (оба правые), во 2-й (20 февраля – 3 июля 1907 г.) – епископы Платон и Евлогий и 11 священников, трое из которых были кадетами, четверо – эсерами, а остальные – правыми. В 3-й Думе (1907–1912 гг.) представительство духовенства значительно возросло и составило 45 депутатов: епископ Платон и 15 священников примкнули к правым, епископ Евлогий и 13 священников – к умеренно-правым, два священника были националистами, четверо – прогрессистами и девять – октябристами. В 4-й Думе (1912–1917 гг.) число священников составляло 46 человек, из которых сорок являлись правыми[330]. Причиной резкого «поправения» духовенства, в последних двух Думах, отчасти стало то обстоятельство, что после 1907 г. священнослужителям было запрещено присоединяться к левым партиям[331].

Низшее духовенство обязывалось вести агитацию за выбор кандидатов, намеченных епархиальным начальством. На священников возлагались полицейские функции по выяснению политической благонадёжности кандидатов. Особенно тщательно проверялись кандидаты от крестьян. Епархиальное начальство требовало от благочинных и рядовых священников составления списков крестьян, которых «в полной уверенности могло бы рекомендовать для выбора по волостям»[332].

Приходское духовенство средневолжских епархий совершенно не было представлено в первых трех Думах. В Думу 2-го созыва депутатом от Самары был избран эсер Василий Архангельский, сын дьякона. Он окончил самарское духовное училище и семинарию, а также духовную академию в Москве. Одно время преподавал философию и педагогику в Тобольской духовной семинарии, а затем стал редактором газеты «Волжский вестник». За слишком вольные взгляды он вместе с другими сотрудниками редакции был арестован и выслан в Тобольскую губернию. В Госдуму он приехал прямо из тюменской тюрьмы[333]. В 3-й Думе одним из 13 депутатов от Самарской губернии был октябрист Владимир Львов, который после окончания историко-филологического факультета Московского университета хотел уйти в послушники в монастырь. Для этого он даже слушал курсы в Московской духовной академии[334]. Он был повторно избран и в следующую Думу.

В состав ее депутатов вошли священники от всех трех губерний. От Пензенской губернии депутатом стал протоиерей кафедрального собора Пензы Владимир Лентовский, примкнувший к правым. От Самарской губернии в Думу прошли два священника: благочинный Семен Крылов, вошедший в группу центра, и священник с. Морша Николаевского уезда Вениамин Немерцалов (националист)[335]. Во фракцию националистов вошел и протоиерей, настоятель кафедрального собора Симбирска Сергей Медведков (от Симбирской губернии). Он окончил Смоленскую духовную семинарию и Санкт-Петербургскую духовную академию; преподавал Священное Писание, еврейский язык и гражданскую историю в Симбирской духовной семинарии и там же исполнял обязанности инспектора и ректора. Кроме того, он являлся благочинным соборного духовенства, цензором проповедей и председателем епархиального училищного совета[336].

Значение участия духовенства в думских выборах и дальнейшую деятельность священников-депутатов в стенах Думы не стоит слишком переоценивать – в большинстве своем они отстаивали, прежде всего, узкопартийные, а не церковно-приходские интересы. Хотя вряд ли можно считать до конца правильным мнение, что «православная церковь осталась на выборах в Думу выброшенной за борт государственного корабля», доля истины в нем есть[337]. Потому что, как пишет тот же автор, «церковь никогда не смотрела на тех пастырей, что прошли в Государственную Думу, как на полномочных и даже вообще сколько-нибудь правомочных выразителей взглядов и убеждений православного духовенства, а всегда признавала их только исполнителями мандатов тех политических партий, которые провели этих пастырей в Думу»[338].