Русская революция. Ленин и Людендорф (1905–1917)

Ок. 35 тыс. офицеров, находившихся в то время в Петрограде и в подавляющем большинстве готовых участвовать в подавлении восстания, оставались в казармах по распоряжению самого правительства от 23–24 октября, запретившему им покидать свои части. Керенский даже в такой ситуации не отменил это роковое распоряжение. Результаты серьезных управленческих промахов последних дней теперь побудили его «бросить» правительство (у членов правительства сложилось преимущественно такое впечатление) на том основании, что нужно привести верные войска с фронта. Своим заместителем он назначил врача-кадета Н. М. Кишкина, а его помощниками — П. И. Пальчинского, председателя Совета обороны со времен разгрома т. н. корниловщины, и П. М. Рутенберга, вернувшегося летом из эмиграции и служившего Керенскому военным советником[3238].

Захватив почту и телеграф[3239], нападающие обеспечили себе решающее преимущество: поставив по вооруженному красногвардейцу за спиной каждой телефонистки, они властвовали надо всеми внутренними коммуникациями обороняющихся, могли блокировать их приказы или под видом их исполнения посылать в соответствующие места собственные силы. В результате неразбериха последних дней превратилась в полный хаос. Первым в этих условиях попал в их руки штаб. По рассказу П. Н. Малянтовича, чтобы взять здание штаба без боя, хватило 50 большевистских бойцов. Они просто «вошли и сели, а те, кто там сидели, встали и ушли — штаб был занят»[3240]. При прочесывании отдельных кабинетов последовали первые аресты высших чинов. 1-го квартирмейстера генерала Н. М. Параделова с несколькими сотрудниками привели к предводителю отряда. Как рассказывал позже Параделов[3241], тот допрашивал его «на чисто немецком языке», из чего можно сделать вывод, что речь шла не о русском или остзейском немце, а о рейхсдойче (немце с территории Германской империи). Правда, советские источники называют командиром этого отряда сотрудника, а впоследствии заместителя Троцкого Э. М. Склянского. Но это не исключает вероятности привлечения к занятию столь важного объекта оперативного руководителя из группы офицеров ленинского «немецкого командования» или из рядов немецких военнопленных.

Зрелище ненасильственной «смены караула» не дало некоторым наблюдателям, например Суханову, заметить, что в случае сопротивления насилие применялось. Одного из заместителей военного министра, грузинского князя Г. Н. Туманова, при занятии здания министерства на Мойке силой выволокли из кабинета, швырнули в канал, подвергли долгим издевательствам и в итоге прикончили. Его истерзанный труп в непристойной позе водрузили на автомобиль и глумясь возили по центральным улицам. Число подобных жертв неизвестно[3242].

Настоящий венец всех операций, взятие Зимнего дворца с залом заседаний Временного правительства, планировался утром 25 октября до собрания II Всероссийского съезда Советов, назначенного на 14 часов. Ленин намеревался открыть съезд заявлением, что правительство предателей народа свергнуто и власть перешла в руки народа. Неучастие рабочих, пассивность большевизированных войсковых частей и красной гвардии, а также ряд непредвиденных промахов и проблем технического характера не позволили провести мероприятие по плану и свыше 20 часов связывали руки Ленину и его военным советникам. Осада Зимнего дворца началась в 6 часов утра 25 октября и должна была завершиться арестом правительства не позднее 12 часов. Она затянулась до 2.10 следующего дня (26 октября [8 ноября]) и закончилась капитуляцией собравшихся в Малахитовом зале 30 министров и правительственных чиновников с письменным объяснением, что они сдаются под угрозой насилия, дабы избежать кровопролития. Предусмотренного планами восстания «штурма Зимнего дворца», который Троцкий надеялся превратить в эффектную сцену наподобие штурма Бастилии, не получилось. Ни одна из участвовавших в нем или вызванных потом на подмогу большевистских и большевизированных частей (даже несколько тысяч кронштадтцев) не горела желанием лезть под пули и гранаты защитников дворца, не говоря уже о том, чтобы пробиваться внутрь. «Надежных полков», «готовых умереть» за дело «марксистского» восстания, не обнаруживалось, и «вооруженные рабочие» не пошли в «последний решительный бой» одной группы жаждущих власти «социалистов» против другой. Импровизированные меры, которыми руководители восстания пытались прикрыть растущий зазор между планами и реальностью, являли картину смятения, а повторные демагогические преждевременные заявления о конце Временного правительства выдавали беспомощное лавирование между требовательным далеким заказчиком и его местными надсмотрщиками.