Задним числом ограничив многолетнюю пропаганду пораженчества пределами собственной страны, он и своего знаменитого «конька» (Р. Люксембург) — право на самоопределение национальных окраин — теперь, когда его цель в основном была достигнута, объявил пустой фразой. Руководителей делегации, которые хотели обеспечить покоренным германской армией или отданным ей народам хотя бы видимость свободного выбора, он упрекал в никчемном фразерстве и открыто отстаивал ныне точку зрения, что русская революция важнее самоопределения других народов, а интересы социализма — защита революционного эксперимента в России — выше любого права ее наций на самоопределение.
Большое внимание Ленин уделил доказательствам небоеспособности русской армии и невозможности для нее в текущем состоянии вести революционную войну. Действительно, по данным штаба Крыленко, к середине периода брестских переговоров на всем северном фронте в трех армиях осталось всего 175 тыс. чел., включая арьергарды и петроградский гарнизон, на западном фронте, тоже в трех армиях, — 150 тыс. чел. Притом, как стало известно военным миссиям союзников, даже эти цифры существовали только на бумаге, а реальный состав Северного фронта сократился примерно до 15 тыс. чел., Западного — до 20 тыс. чел. Западный фронт располагал 1,5–4 тыс. винтовок и 10–100 боеспособными офицерами на армейский корпус. В одной дивизии (67-й) насчитывалось не больше 32 чел. Конский состав из-за недокорма и забоя сильно уменьшился, среди солдат, дезертировавших в массовом порядке, процветала меновая торговля армейскими принадлежностями. Разваливающиеся части не заботились о спасении или эвакуации ценной военной техники.
В рассуждениях перед соратниками Ленин опирался на неопубликованные результаты опроса, проведенного им среди делегатов Общеармейского съезда по демобилизации армии в середине декабря 1917 г., и уверял, что русская армия «абсолютно не в состоянии» успешно вести боевые действия[3424]
. В подкрепление этого тезиса он перечислял симптомы утомления и развала армии, умалчивая, однако, что сам, сообща с отделом IIIb германского ВК, потрудился над ее разложением и не переставал громить ее руководство руками Крыленко даже во время переговоров, т. е. «разрушил старую армию, прежде чем создать новую»[3425]. Наряду с роспуском оставшихся войск посредством демобилизации, он продолжал ликвидацию офицерства. Ареной расправы с ним стал теперь юг России. Генерал Щербачев не признал брестские соглашения обязательными для своего Румынского фронта[3426], игнорируя распоряжения Крыленко. Вечером 14 января 1918 г. два русских военных корабля, крейсер «Румыния» и транспортное судно «Трувор» со смешанной командой из 1500 матросов Черноморского флота и севастопольских портовых рабочих пришли в крымский порт Евпаторию. Туда съехались тысячи офицеров с семьями со всех концов страны в надежде отплыть за границу. По душу этих офицеров и явился красный десант. Утром 15 января после 40-минутного обстрела Евпатории «Румынией» команды обоих кораблей высадились на берег, где их ожидало подкрепление из местных банд. Они прочесывали город в поисках офицеров, которых уводили в тюрьму. Тех, кто сопротивлялся аресту, как, например, капитан Литовского полка А. Л. Новицкий, избивали до потери сознания и вместе со многими другими жертвами швыряли в открытое море. За три-четыре дня было арестовано свыше 800 чел., в большинстве своем офицеров. Их согнали в корабельные трюмы. Специально созданные «судебные комиссии» выносили арестованным приговоры по степени их «контрреволюционности». Притом командир «Румынии» не раз говорил: «Все с чина подпоручика до полковника — будут уничтожены»[3427], — выдавая служебную инструкцию, по которой осуществлялась эта ликвидационная операция. В ходе ее проведения демонстрировались новые методы красного террора. Офицеров в унизительной обстановке заставляли снимать верхнюю одежду и в нижнем белье связывали по рукам и ногам, затем тащили на палубу, истязали, увеча еще живых, и сбрасывали за борт. Среди них, помимо русских, находились люди разных национальностей: немцы, прибалты, поляки, казаки, татары и представители других азиатских народов и народностей. Один из них, В. Н. Мамуна, «погиб геройски, изобличая большевиков».