По принципу «хэппенинга» развертывается действие в пьесе В. Войновича «Трибунал». Пример такой же «концептуалистской» акции включен в пьесу Ф. Демьянченко «Возьмите меня с собой!.. Я тоже хочу на бал!!!» Один из ее героев, психолог и режиссер Семен, рассматривает самую жизнь как жестокий экспериментальный театр: «Мы рассматриваем жизнь такой, какая она есть! В какой-то момент мы активизируем процесс, который уже идет, доводим до критического состояния конфликт и… смотрим, что из этого получится!..» Каждый персонаж этого жуткого действа и каждый его зритель ощущают себя в равной степени зависимыми от безжалостной воли некоего вечного психолога и вечного режиссера театра, «осмысливать который придется не только нам – и наши дети и наши внуки сломают себе головы, пока ответят на вопросы, накоторые мы сегодня ответить не можем!.. А вы, примитивы, сразу же хотите понять?! Объяснить?! Запечатлеть?!» – и далее звучит уже знакомое предупреждение: «Не надо никому рассказывать, что здесь происходило. Вас сразу же отправят в психиатричку»[113]
.Видимо, не случайно уже в разгар перестройки рождались пьесы-антиутопии о печальной ее и ее зачинателей судьбе[114]
. Одна из них – «невеселая беседа при свечах» братьев Стругацких «Жиды города Питера» (Нева. 1990. № 9). Опять о современном обществе как о душевно больном, чье застоявшееся самоощущение плохо поддается «ветру перемен». Отсюда реальная угроза возвращения старого. Люди-фантомы из кошмарного прошлого оживают и снова по-хозяйски располагаются на верхних этажах пирамиды. Как в «Снах Евгении» Казанцева, так и в «Дурацкой жизни» С. Злотникова[115], о светлом будущем ораторствуют нелюди, а нелюди; жрущая тупая сила всегда берет верх над людьми, по-настоящему болеющими за человечество, ищущими истины, над современными пророками. Пророк унижен, нищ, жалок: «Кончай теребить нас, кончай, – кричат ему, – …ты мешаешь. честно. Светлое будущее, как говорится, возводить» (22). «Мне иногда начинает казаться, будто кем-то уже решено и все согласились: мы – дети апокалипсиса, – говорит главный герой „Дурацкой жизни“, по прозвищу Солнце. – Мы – агнцы-бараны или свиньи – под заклание. Кому как приятно – агнцы, бараны или свиньи…» (19). Первыми же гибнут агнцы – чокнутые, свихнутые, «гуманитарии, ушибленные метафизикой, доморощенные агностики…» (21). Не может быть светлого будущего «без веры, без смысла, без любви и сострадания».Однако наш российский театр парадокса не оставляет ощущения безысходности, космического пессимизма. Срабатывает генетический синдром «Ваньки-Встаньки», неистребимая энергия абсурдного девиза «Спасение утопающих – дело рук самих утопающих!». И при всей жестокости, современная «аналитическая драма», в какую бы форму, традиционную или авангардную, она ни была облачена, пытается понять и полюбить простого человека, такого, каков он есть, за его умение просто «жить жизнью».
Разговор об авангардных тенденциях в современной драматургии только начат. Появилось много новых молодых драматургов, интересно работающих в этом направлении. В конце главы предлагается довольно широкий список пьес, не одинаковых по своим художественным достоинствам, позволяющих, однако, ощутить «присутствие» этой тенденции в современной драматургии.
Термины и понятия, использованные в гл. 3
АВАНГАРД – (ФР-avant-garde – передовой отряд). В «широком смысле» – существующее во все времена нетрадиционное искусство, ломающее застывшие каноны господствующего направления. В «узком» смысле термином «авангард» обозначают течения
АВАНГАРДИЗМ – крайнее выражение модернизма, левое крыло в нетрадиционном искусстве XX в. (экспрессионизм, футуризм, кубизм, дадаизм, абстракционизм и т. д.).
МОДЕРНИЗМ –
ПОСТМОДЕРНИЗМ – достаточно расплавчатый и спорный термин в современной филологической науке, устанавливающий «генетическое родство» с модернизмом 1-й половины XX в. Словом «постмодернизм» чаще всего определяют, «неклассическое», нетрадиционное искусство после второй мировой войны. Считается, что модернизм переходит в постмодернизм в середине 50-х годов нашего столетия. Постмодернизм – это авангард нашего времени, критически относящийся к своему «предку», ставшему «объектом ученого культа», и в то же время наследующий многие его черты и приемы.