Русская Церковь накануне перемен (конец 1890-х – 1918 гг.)

Члены Предсоборного Присутствия признали, что отношения Церкви к государству в России определяются принадлежностью императора к православию. Некоторые исследователи называли положенный в основу церковно-государственных отношений принцип «историческим», а не «отвлеченным» (вроде формулы Кавура о «свободной Церкви в свободном государстве»). Логика была проста: раз так было в Византии и в России, то менять ничего не следует. Но стремясь сохранить существовавшую модель отношений, трудно было надеяться на ослабление государственного контроля в церковных делах.

Члены Присутствия, предлагая свои изменения, были убеждены, что император поддержит своей властью Православную Церковь, разделив светское и церковное начала. Однако то, что хорошо в теории, часто трудно осуществляется на практике…

Даже такой трезвый знаток церковно-государственных отношений, как А. А. Киреев, участвовавший в работах первого отдела, следующим образом формулировал в своем дневнике желания членов Присутствия:

«I. Мир (государство) не должен вмешиваться во внутренние дела Церкви».

Генерал как будто не видел, что это вмешательство – вполне закономерный, естественный итог сложившихся церковно-государственных отношений, существовавших на «историческом принципе». Далее он продолжил свою мысль не менее непоследовательными предложениями.

«П. Щерковь] должна быть автономна, но и она не вмешивается в дела государства.

III. Патриарх сносится с царем.

IV Обер-прокурор (эпитроп??)[434] нужен для того, чтобы наблюдать за действиями церковн[ого] правительства и не допускать незаконного вмешательства в дела государства (не допускать клерикализма очевидн[ая] нелепость, какой у нас клерикализм!!).

Нечего составлять себе „иллюзий“, – резюмировал генерал, – став на конституционную почву мы, конечно, должны идти (и придем скоро) к отделению Церкви от государства»[435].

Сознавая грядущую перспективу отделения, иначе говоря, – победу «отвлеченного» принципа, А. А. Киреев, тем не менее, продолжал отстаивать союз Церкви с государством, думая, что он будет способствовать усилению влияния Церкви. Путь к такому усилению он видел в росте влияния мирян, а также в использовании «мощи царя» – «для того, чтобы закрепить отношения Церкви к государству (насколько возможно), внеся их в органические, основные законы (наравне с законом о престолонаследии etc.)»[436]

Государство, получалось, должно было помочь Православной Церкви разрушить прежний союз, но не отказать в создании союза нового, суть которого можно сформулировать так: у Церкви больше прав, у государства сохраняются старые обязанности. Предсоборное Присутствие выразило эту мысль в лаконичном заявлении: «Православная Российская Церковь в своих внутренних делах управляется свободно своими учреждениями под верховной защитой государя императора»[437].

Напомним, что деятельность обер-прокурора, входящего в Святейший Синод в качестве представителя власти Его Величества, ограничивалась внешним наблюдением. Составители проекта «Об отношении высшего правительства Православной Российской Церкви к верховной государственной власти» даже предложили изменить 43 статью Основных Законов. «В отношении Православной Церкви, – говорилось в предлагаемой (новой) редакции статьи, – самодержавная власть действует в согласии с признанными ею Всероссийским церковным Собором, постоянным Священным Синодом и предстоятелем Православной Российской Церкви – патриархом»[438]. Как это отличалось от первоначального текста статьи: «В управлении церковном самодержавная власть действует посредством Святейшего Правительствующего Синода, ею учрежденного»[439]!

Положение, выработанное на заседаниях общего собрания и принятое в качестве официального документа Предсоборного Присутствия, предусматривало для императора право «решающего голоса»: новые постановления Церковь могла, как и раньше, издавать только с его разрешения, только с его разрешения могли созываться Соборы и ему же принадлежало право одобрения избранного Собором патриарха. Однако проект лишал царя его главного инструмента влияния на Церковь – обер-прокуратуры. К чему это могло привести на практике, годом ранее писал императору К. П. Победоносцев.

Победоносцев убеждал Николая II, что при самодержавном правительстве в случае изменения прерогатив власти обер-прокурора не только иерархи, но и вся институциональная Церковь останется без защиты. «Освободившись от мнимой опеки – как они говорят – обер-прокурора, – писал Победоносцев о поднявших в марте 1905 г. вопрос о церковных реформах иерархах, – они попадут – уже беззащитно под длительную опеку – всякой власти, всякого министра и губернатора, под опеку каждого ведомства, под опеку бесчисленных газет и журналистов, которые наполняют свои страницы воплями и сказками, и сплетнями на Церковь и духовенство; они утратят действительного своего защитника, доверенного от царя, соединенного с Синодом церковного человека»[440].