Русская Церковь накануне перемен (конец 1890-х – 1918 гг.)

При голосовании как в отделе, так и в общем собрании большинство высказалось против участия клира и мирян в работе Синода. Особенно активно возражал против этого архиепископ Антоний (Храповицкий). Он считал, что участие в Синоде клириков и мирян «есть оскорбление православного слуха». Полемизируя с оппонентами, владыка говорил, что подобные предложения вызваны уступками «духу времени» и представляют измену православию. На замечание, что грозить за такую измену до Собора – преждевременно, архиепископ лаконично ответил: «Это неверно. У нас есть и Библия, и каноны. Отрицающего Святую Троицу должно признать неправославным и до Собора. ‹…› Если бы Собор ввел в Синод в качестве членов мирян, то и сам Собор оказался бы неправославным»[429].

Ранее, в мае 1906 г., общее собрание рассмотрело и подготовленное первым отделом положение о составе предстоявшего Собора и порядке производства дел на нем. Положение состояло из четырнадцати пунктов, и уже в первом заявлялось, что среди участников Собора будут и епископы, и клирики, и миряне.

Все действовавшие на тот момент архиереи обязывались явиться на Собор, в то время как находившиеся на покое могли принять участие в его работе только по приглашению. Клирики и миряне получали право обсуждения всех соборных дел и вопросов. Им не предоставлялось лишь право составления и утверждения соборных определений и постановлений, принадлежащее только епископам. Число предполагаемых участников Собора определялось тем, что от каждой епархии должно было являться не менее трех человек – епископ, священник и мирянин. Решающая роль, впрочем, сохранялась за епископом: после избрания на благочинническом собрании кандидатов от клира и мирян именно он своей властью утверждал кандидатов из представленного ему списка.

На усмотрение Святейшего Синода отдавался вопрос о приглашении на Собор, на правах членов, «представителей монастырей, духовно-учебных заведений и иных церковных учреждений, а равно и частных лиц, известных своей богословской ученостью или любовью к церковному просвещению и вообще своим усердием к Церкви»[430]. Таким образом, члены Предсоборного Присутствия стремились максимально расширить круг компетентных лиц, которые сумели бы принять активное участие в деле реформирования Православной Церкви. Предусматривалось, что заседания Собора будут открытыми. Рассматривался в положении и вопрос о секретариате Собора. В его состав, по мнению членов Присутствия, могли быть включены ученые богословы и канонисты. Местом Собора предполагалось избрать Москву.

Другой вопрос, изучавшийся первым отделом, не вызвал особых споров: «Чести ради Российской Церкви, ее первосвятителю прилично носить титул патриарха». Титул первого иерарха, полагали участники Предсоборного Присутствия, должен принадлежать епископу столицы, то есть Петербурга. Другое дело – как этого первого епископа выбирать. Здесь возникли серьезные проблемы. В самом деле: относительно порядка избрания патриарха в канонах нет никаких конкретных указаний. Можно предположить, что каноны не делают различий между выборами епархиального архиерея и патриарха. Поэтому предлагалась следующая схема. В избрании патриарха участвуют и паства столичной епархии, и Святейший Синод, и Собор – ведь предстоятель будет и председателем Синода, и председателем Собора, и предстоятелем Церкви, и епископом Петербурга. Паства указывает одного своего кандидата, одного – Святейший Синод и трех – все русские епископы. Избрание принадлежит Собору, состоящему из правящих архиереев, который из пяти кандидатов путем тайного голосования избирает одного. Предложенный профессором И. С. Бердниковым, порядок избрания был принят большинством и в отделе, и в общем собрании[431].

В общем собрании Предсоборного Присутствия рассматривался и вопрос о правах будущего патриарха. Он должен был председательствовать в Синоде, руководить его заседаниями, наблюдать за исполнением его решений и правильным течением дел во всех синодальных учреждениях. К патриарху переходило право сноситься с иными поместными Церквами (по частным вопросам – от себя, по общим – от имени Синода) и с государственными органами. Оговаривалось право патриарха непосредственно ходатайствовать о церковных нуждах перед императором и давать ему ежегодный отчет о внутреннем состоянии Церкви, что ранее было прерогативой обер-прокурора. Именно патриарх должен был следить за правильным замещением архиерейских кафедр, быть арбитром при решении епископских дел, созывать Соборы «с ведома Синода и с соизволения государя императора». Имея «преимущества чести», патриарх в случае каких-либо правонарушений подлежал епископскому суду «по благоусмотрению государя императора»[432].

Впрочем, высшее церковное управление не принадлежало патриарху единолично: приоритет сохранялся за Поместным Собором. Собору должна была принадлежать вся полнота власти в Церкви – законодательной, руководительной, ревизионной и высшей судебной. При этом Соборы должны были созываться не реже одного раза в десять лет[433].