Государственный Совет, своего рода «вторая палата» российского парламента, члены которого частью избирались, а частью назначались государем из высших сановников империи, был не согласен со многими положениями законопроекта, полагая необходимым максимально «охранить» права Православной Церкви. В результате создали согласительную комиссию, которая выработала «компромиссный» вариант, мало похожий на думский. После этого Дума уже не торопилась с повторным рассмотрением законопроекта: до конца 1912 г. депутаты так и не решили этот вопрос. Не был решен он и в период работы Четвертой Государственной Думы.
Другой законопроект, рассматривавшийся в Третьей Думе и опосредованно затрагивавший интересы Православной Церкви, касался старообрядческих общин. Собственно говоря, этот законопроект, внесенный МВД, ко времени рассмотрения депутатами действовал почти три года: он был проведен 17 октября 1906 г. по 87 статье Основных Законов, позволявшей государю в перерывах между заседаниями Думы единолично утверждать новые законы. Однако, это не решало проблемы: Дума рано или поздно должна была вернуться к положению старообрядческих общин. Весной 1909 г. депутаты получили возможность обратиться к решению этой проблемы. Специальная комиссия по старообрядческим вопросам рассматривала правительственный законопроект, понимая, что сторонники «древлего благочестия» не желали пользоваться никакими преимуществами, стремясь получить лишь те права, которые вытекали из принципа религиозной свободы, установленного актами 17 апреля и 17 октября 1905 г.
К февралю 1909 г. комиссия рассмотрела правительственный законопроект и выработала собственные рекомендации. Такое внимание к староверам обратило на себя внимание либеральных публицистов, писавших о свободе совести. По мнению СП. Мелыунова, думский законопроект косвенно узаконивал «вмешательство светской власти, предусматривая, как будет организована община, как происходят выборы священнослужителей и многое другое. В то же время, – указывал он, – и регистрации общин и контроль по-прежнему остаются в руках администрации»[730]
.12 мая 1909 г. в Государственной Думе начались слушания, открытые докладчиком комиссии по старообрядческим вопросам В. А. Карауловым. Откровенно симпатизируя старообрядцам, Караулов старался показать, что они вполне заслуживают полного уравнения в правах с господствующей Церковью. Комиссия предложила ввести в 1 статью думского законопроекта право проповедования. Предлагалось использовать термин: «священнослужители по старообрядчеству, именующиеся иерархическими по старообрядчеству наименованиями», то есть признать за старообрядцами-поповцами право публично называть свою иерархию в соответствии с православной традицией. Другие изменения также касались облегчения положения староверов[731]
. Подобные предложения комиссии вызвали резкую критику у многих правых депутатов и у депутатов «центра».Открыл полемику председатель комиссии по делам Православной Церкви октябрист В. Н. Львов. Он категорически протестовал против дарования старообрядцам права проповедования своей веры, считая, что право религиозной пропаганды – общественное и поэтому требует общественной регламентации. Государство, считал Львов, обязано дать такую регламентацию, иначе религиозная анархия неминуема. Протестовал он и против наименования старообрядческих клириков иерархическими титулами, ибо иерархия противников патриарха Никона «оспаривает у иерархии Православной Церкви ее иерархическое положение», а наименования православной и старообрядческой иерархий совпадали[732]
.Предложение исключить из законопроекта термин «священнослужители» поддержал и товарищ министра внутренних дел СЕ. Крыжановский, напомнивший депутатам, что исповедующее себя как православие старообрядчество не должно иметь законодательно закрепленного наименования своей иерархии, так как иначе «явилось бы образование рядом двух совершенно самостоятельных иерархий, признающих себя православными, то есть, иначе говоря, уничтожение того первенствующего положения, которое дано Основными Законами Православной Церкви»[733]
. С формальной точки зрения, Крыжановский, равно как и Львов, был прав: православное государство не могло допустить полной легализации такого положения, когда на его территории существовали бы две Православные Церкви. Но, с другой стороны, уже издание закона 17 октября 1906 г. создавало двусмысленную ситуацию, ибо