Читаем «Русская верность, честь и отвага» Джона Элфинстона. Повествование о службе Екатерине II и об Архипелагской экспедиции Российского флота полностью

Что же касается целесообразности того, чтобы я выпекал хлеб и сушил сухари на Имбросе, я знал, что весьма рискованно отправлять людей, занятых выпечкой хлеба и рубкой дров, за три мили от охраняемого лагеря; их мог в любой момент отрезать от нас неприятель, если я буду вынужден при перемене ветра или другой превратности оставить остров. И при западном ветре я никак не смог бы их забрать, и они не смогли бы покинуть остров, даже если у них были бы шлюпки. К этому острову можно пристать, только когда ветер дует с берега. Поэтому как граф говорил о сохранении людей, так и я склонялся к аналогичному заключению, которое заставило меня самого предпочесть отправиться [на Лемнос] обсудить с ним, как очистить и починить большие корабли, чтобы малые продолжали крейсерство и чтобы вооружить столько лучших греческих судов, сколько покажется правильным, так как неприятель имел теперь только такой вид судов.

Четырех хороших фрегатов графа и двух моих было бы вполне достаточно, чтобы держать пост и часто эти фрегаты отпускать, но, не желая оставить Лемнос без охраны, я оставил на своем посту три корабля: «Саратов», «Не Тронь Меня» и «Надежду»; в пределах видимости был и подходивший туда [фрегат] «Африка». Я приказал большую часть муки перегрузить на борт «Надежды» с приказом по истечении пяти дней после моего отъезда (надеясь быть обратно при необходимости за меньшее время) следовать к Тассо, построить печи и перепечь имевшуюся муку в сухари, нарубить дров для использования другими судами, оставить все свои сухари, за исключением недельного запаса хлеба, на других кораблях. Я был совершенно уверен, что, если бы я послал любой из двух моих линейных кораблей, ни один из них бы не вернулся, а я бы при необходимости смог.

Я оставил следующий приказ с командором Баршем и приготовился к отходу, собравшись взять с собой «Св. Павел», чтобы предложить отправить его в Ливорно или Маон со всеми англичанами, бывшими на флоте. Их всего было 40 человек647, они стали весьма неприязненны к русским, поскольку те со времени победы [при Чесме], если не было опасности, не терпели никакого контроля и не слушали советов лоцманов.

Таким образом, чтобы предотвратить дальнейшие жалобы, я намеревался уволить англичан. Во многих случаях русские плохо к ним относились. Англичане не могли удерживаться от резких выражений по поводу невежественности и малодушия русских и небезосновательно понимали, что если бы не горстка англичан, русские и не нашли бы пути в Средиземное море, и не смогли бы атаковать османов.

Мне следовало бы разузнать, что было за дело с их плохим поведением на Тассо, как сообщил граф, но он опередил меня и приказал капитанам начать разбирательство, и они были , чтобы возместить ущерб, нанесенный некоторым грекам, чем греки были удовлетворены648. После расспросов, которые я провел, я нашел, что зачинщиками были русские со «Св. Павла», а именно мичман, которого взяли на борт как владеющего языками. [На поле зачеркнуто:] *Я также приготовил следующее письмо графу Панину, так как граф Орлов посоветовал мне подготовить письма, и я был рад использовать любую возможность познакомить двор в Санкт-Петербурге с моими действиями.*

В понедельник [6/]17 [сентября] в 4 часа пополудни [я] дал сигнал лейтенантам «Саратова» и «Надежды» принять следующие приказы и перевести эскадру на 2/3 ежедневного хлебного рациона:

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги