Читаем «Русская верность, честь и отвага» Джона Элфинстона. Повествование о службе Екатерине II и об Архипелагской экспедиции Российского флота полностью

Мистер Берд теперь настаивал на том, чтобы я ему заплатил, или он засадит меня в долговую тюрьму.

Я опять обратился к господину Пушкину и показал ему письмо мистера Берда, в то же время посоветовал ему предстать перед судом, так как я думал, что ни одно жюри присяжных не удовлетворит его [Берда] требования, но что я не буду в этом участвовать, если меня не защитят от ответственности.

Он сказал, что не сможет этого сделать, так как не имеет приказаний на этот счет, и решительно отказался оплатить долг. На это я сказал ему, что хуже будет, если я предстану перед судом и меня приговорят. Это будет стоить около 600 фунтов стерлингов, но я буду вынужден перед английскими присяжными, которые не испытывают страха ни перед королями, ни перед императорами, продемонстрировать бумаги, данные мне императрицей и графом Паниным, чтобы доказать свои полномочия. И он сам [Мусин-Пушкин] должен рассудить, стоит ли обнародовать эти бумаги. Но поскольку мне было бы жаль причинять какую-либо обиду санкт-петербургскому двору, я бы хотел сначала показать эти бумаги ему. Он очень вежливо попросил показать ему бумаги. Спустя несколько дней, подготовив бумаги, я ожидал его. Когда он внимательно их прочитал, то сказал, что эти бумаги нельзя показывать ни при каких обстоятельствах. «Но что мне делать, сэр?» – спросил я. На что он сказал, что если мне присудят платить, то он клянется честью, что я не пострадаю ни на пенни, если буду защищаться в суде, и что он будет опять в самой настойчивой манере писать графу Панину. Однако я думал, что будет недостаточно полностью полагаться на его слово, и обратился к лорду Саффолку, государственному секретарю Северного департамента793. Милорд отказался вмешиваться. Однажды в Сент-Джеймсском дворце я более настойчиво поговорил с ним на эту тему и сказал, что в качестве обиженного британского подданного прошу обеспечить мне справедливое решение российского двора, который меня пригласил; я получал благодарности от этого двора, а потому не заслужил нынешнего с собой обращения. Его сиятельство ответил, что не хотел бы касаться этого дела, говоря, что я не имел разрешения короля, как его не имел и сэр Чарльз Ноулс. Я ответил в изумлении и с некоторой горячностью, спросив милорда, как он мог предположить, что офицер моего ранга мог служить зарубежному правителю без разрешения; что сэр Чарльз Ноулс был отпущен на совершенно другом основании как человек гражданский; что своей рукой он подписался до отъезда, что не вступит офицером на военную службу794, но я готов в самое короткое время убедить милорда, что я имел увольнительную от короля.

На следующий день я показал свое письменное разрешение на отъезд мистеру Идену795 и попросил ознакомить с ним милорда. Тот сказал, что это [разрешение] меняет дело. Однако я не смог добиться, чтобы что-то было сделано или чтобы обещание было выполнено, а мистер Берд продолжал мне угрожать, что не будет больше ждать; меня также постоянно беспокоили лоцманы и лекари. Я опять обратился к лорду Саффолку через мистера Идена, который, мне казалось, делал все что мог. В конце концов я сказал ему, что мне жаль было бы оскорбить правительство, а это может произойти, если бумаги, которые я имею и должен пустить в ход для своей защиты, будут открыто предъявлены в суде, и что 11 или 12 сотен фунтов для меня слишком большая потеря. Он спросил, могу ли я показать эти бумаги лорду Саффолку. Я ответил, что я бы никогда не выпустил оригиналы из своих рук, но составлю копии и предоставлю их его светлости для прочтения, что я и сделал. Я получил их обратно через несколько дней с ответом милорда, что это бумаги составлены лучше, чем он когда-нибудь видел, но что их не следует обнародовать и что немедленно будет составлено обращение к санкт-петербургскому двору и передано через британского министра, чтобы по моим требованиям была произведена оплата.

Я ознакомил мистера Берда, а также прочих заявителей претензий с предпринятыми мною шагами и надеждами на то, что скоро их требования будут удовлетворены. Я вернулся в свой дом в Бейзингстоуке796, ожидая разворота событий, когда получил письмо от мистера Пушкина, сообщавшего мне, что он имеет письмо из Санкт-Петербурга об урегулировании всех моих требований. Он молил меня прибыть в Лондон, чтобы во всем убедиться, [вставлено на поле:] *и привезти с собой мои инструкции и частную переписку с графом Паниным*, что я и сделал797. Дело мистера Берда в противоположность моим желаниям и несмотря на мое несогласие рассудили оставить на решение третейского суда. Я бы не согласился на это без письма, гарантирующего покрытие суммы, если она будет присуждена мистеру Берду судом (Bond of Indemnification). Мистер Пушкин, будучи министром, не согласился дать мне таковое. Поэтому мистер Бакстер, российский агент, дал мне гарантийное письмо, после чего я обязался принять решение, которое вынесет третейский суд798.

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги