Русские баптисты и духовная революция (1905–1929 гг.)

Если, согласно таким баптистам, как Павел Павлов, лозунг «Свобода, равенство, братство» был принципом, по которому жила Ранняя церковь, то верующие также пытались продвигать свое видение нравственного социализма, прибегая к образу апостольского христианства; о нравственной концепции социализма см. [Nesdoly 1971: 241]. Социализм евангеликов был неотделим от религиозного обращения. К примеру, 15 октября старейшина Иванов ездил в Евпаторию, где выступил с проповедью перед пятьюстами участниками молитвенного собрания в Пушкинском зале. Для проповеди он взял два фрагмента из Деяний апостолов с описанием общинной жизни ранних христиан. Он припомнил своим слушателям, как в день Пятидесятницы три тысячи человек обратились после краткой проповеди апостола Петра. «Под влиянием Святого Духа, – объяснял он, – явилась у них действительная свобода, равенство и братство, и социальный вопрос у них моментально разрешился» [Иванов 1917:198]; см. также [Речь И. С. Проханова 1917:106; ПЧ 1918:27]. Выступая в Политехническом музее 3 апреля, Павел Павлов представил баптистов и их церковную организацию в качестве модели для России новой эпохи как в смысле «демократизации управления», так и в смысле примирения классовой вражды. В баптистских общинах, заявлял Павлов, «примирена теперешняя классовая рознь – бедные и богатые считают себя братьями». Это достигалось через «революцию духа». «Баптисты стремятся к социализму, – утверждал он, – но не к захватному, построенному на объявлении чужой собственности своей… Нужно достигнуть такого нравственного совершенства, чтобы ничего земного не считать своим» [ПВП 1917: 24]. Другими словами, не перемена материальных условий изменит образ человеческого существования; наоборот, перемена в людях естественным образом приведет к изменению социальных условий.

Оставалось неясным, как же этот религиозный «социализм» должен был выглядеть на практике. Очень скоро евангелики стали спорить между собой о стратегии и тактике действий на политической сцене 1917 г. Важный вопрос этого спора заключался в том, как следует определять содержание понятий «революция», «гражданство» и «социализм» с точки зрения христианства. В русском обществе 1917 г. эти понятия очень быстро проникли повсюду [Figes 1997: 335; Figes 1996: 357–359]. Известный русский историк и вождь кадетов Александр Кизиветтер писал о «моде на социализм», охватившей Россию. Неудивительно, что, как отмечает Борис Колоницкий, слово «социализм» в такой атмосфере стало приобретать очень разные, зачастую противоречащие друг другу значения [Kolonitskii 1994: 188]. Вместо того чтобы заявлять, как это делает Клибанов, что евангелики использовали язык социализма, цинично пытаясь манипулировать общественным сознанием, полезнее рассмотреть, как именно и почему баптисты стремились включиться в «демократическую» дискуссию о будущем России. Главной задачей 1917 г. было определить, какого рода революция нужна России и ради кого революция случилась или еще случится. В период с февраля по октябрь в русском сознании возобладало представление о классовой борьбе как о движущей силе революции. Руководство баптистов всегда отвергало такую трактовку социальной жизни, но теперь евангеликам пришлось изменить свой взгляд на революцию и в какой-то степени даже признать реальность классовых различий в своей собственной среде. Перемены 1917 г. требовали четких определений и конкретных действий.

Политика как проблема в 1917 г