Русские баптисты и духовная революция (1905–1929 гг.)

Начиная с середины и вплоть до конца 1920-х годов в партийных дискуссиях о сектантстве и в прессе возобладала точка зрения, что движение евангелических христиан составляют отдельное общество, которое существует наряду с советским социалистическим обществом, которое строят коммунисты, но несовместимо с ним. В этой главе показано, как идея о такой параллельной общественной жизни повлияла на партийную политику общественной мобилизации и трансформации культуры 1920-х годов. Основной акцент будет сделан на молодежные группы и сельскохозяйственные коммуны, которые в первую очередь беспокоили большевистскую власть. Хотя в 1920-х годах евангелики действительно время от времени использовали для обозначения своих организаций слова в советском стиле (например, «исполком»), термины «бапсомол» и «христомол», которые очень часто встречаются в большевистской антисектантской пропаганде, судя по всему, не использовались самими евангеликами[185]. Сама идея, что существовал некий бапсомол – организация верующих, которая своим названием, своей потенциальной аудиторией и своей организацией в точности копировала комсомол, – многое говорит о тревогах коммунистического актива по поводу более широких проблем эпохи НЭПа: общественной мобилизации, формирования социалистического общества, состоящего из активистов, а также формирования новой социалистической культуры. Для партии темы преобразования общества и успешной организации были тесно взаимосвязаны [Peris 1998:8]. К середине 1920-х годов религиозные организации оставались наиболее важными, официально зарегистрированными всесоюзными объединениями, которые в этом смысле могли соперничать с большевистскими организациями. Их существование демонстрировало руководству партии, что они не имели полный контроль над обществом, что их попытки быстро преобразовать общественные ценности и общественное поведение провалились. Таким образом активная организационная жизнь религий побуждала большевиков заново определять границы автономии индивидов и сообществ в возникающем социалистическом обществе. На примере истории отношения партии к баптистам хорошо видно, как большевики постепенно вели наступление на любой плюрализм в обществе, который так беспокоил их в годы НЭПа.

Соперничество на миссионерском поле: что правительство думало и что оно делало

Примечательно, что в первые годы советской власти члены партии большевиков и лидеры разных сект были единодушны в создании образа двух параллельных порядков: религиозного и политического. Сразу же после революции русские сектанты разных деноминаций стали продвигать идею, что их сообщества жили в согласии с новым социалистическим этосом. Некоторые сектанты, прежде эмигрировавшие в Северную и Южную Америку, собирались вернуться домой, чтобы строить новое общество [РГАЭ, ф. 4106, оп. 14, д. 14, л. 1; ф. 7446, оп. 6, д. 10, л. 1; РГАСПИ, ф. 17, оп. 84, д. 570, д. 2]; см. также [Клибанов 1969:239]. Выступая от имени всех сектантов, толстовский лидер Иван Трегубов, служивший в наркомате земледелия, пытался рассказать общественности о желании сектантов сотрудничать с советской властью и даже получил доступ к партийной прессе. Например, в июле 1919 г. он опубликовал статью в ведущей партийной газете «Правда», где выступал за кооперацию большевиков и сектантов в деле строительства коммунизма. В примечании от газетной редакции разъяснялось, что хотя редколлегия не разделяет взгляды Трегубова по поводу дороги в коммунизм, они «охотно» печатают его статью и поддерживают призыв к сотрудничеству между товарищами по партии и религиозными сектантами «с просьбой помочь нам строить новую жизнь, делать одно общее для нас дорогое дело». Более того, когда другой автор выступил против такой совместной деятельности, редакция ответила, что ограничивать круг тех, кто собирается строить коммунизм, одними только приверженцами «научного коммунизма» – «не революционная политика, а худший сорт революционного сектантства» [Коммунисты и сектанты 1919: 3,16]. Таким образом, с самого времени Гражданской войны для большевиков вопрос о сотрудничестве с религиозными диссидентами был частью более широкого вопроса о сотрудничестве с так называемыми беспартийными массами.