Русские баптисты и духовная революция (1905–1929 гг.)

Рассказы баптистов не только подчеркивали неспособность простых людей самостоятельно противостоять искушениям или избежать бедствий, с которыми они сталкивались, попав в индустриальный город. Здесь также целенаправленно критиковались те черты господствующей религиозной культуры, которые воспринимались евангеликами как ее пороки. Классическая канва свидетельств об обращении (образцом здесь служит рассказ Скалдина) предполагает, что традиционная религия не соответствует новому уровню развития общества. Православие коренилось в ритуализированной жизни деревенской культуры. Для обращенных оно не могло представить достаточного средства защиты от бедствий, искушений и пороков больших городов и шахтерских поселков. Согласно их свидетельствам, спасение от этих новых зол следовало искать не в возвращении к религии юности, а к пробуждению для новой, евангельской религии, с которой они также впервые знакомятся в городе. Но в то же самое время, хотя рассказы об обращении сознательно критикуют православие, они также служат свидетельством тому, насколько народная религиозность в то время была жива. Эти тексты показывают важность религиозных мотивов в духовных исканиях низших классов русского общества в позднеимперский и раннесоветский период истории России. Лишь недавно эту важность осознали историки.

Подавляющее большинство наших авторов вспоминают, что в детстве и юности вели активную православную религиозную жизнь. К примеру, Фома Николаевич Коновалов, чье детство пришлось на первые годы XX века, в своей родной деревне Тульской губернии рос у набожных родителей и как лучший ученик местного священника в возрасте десяти лет уже обучал катехизису детей младше себя [ГМИР, колл. 1, оп. 8, д. 311, л. 16]. Оренбургский казак с любовью описывает религиозную атмосферу своего детства в журнальной статье 1906 г.:

Мой дед и отец были люди очень религиозные в православном смысле. Они во всякое время посещали храм; мой отец ходил к заутрене и обедне до колокольного звона; в доме он имел у себя Св. Писание и жития святых. В праздничные дни после литургии к нему приходили все старики и старухи и он читал им эти книги. Сам он не любил худую жизнь, принимал странников, нищих, посещал больных, одевал нагих, подавал милостыню, молился Богу.

Подобная ностальгия или, по крайней мере, восприятие духовного опыта православных как подлинно христианского нетипичны. Зато вполне типичны подробные описания народных православных религиозных практик [К-в 1906: 40][56].

Конечно, не всякое свидетельство об обращении содержало мотив личной эволюции от православия к евангелизму. Не все обращенные происходили из семей, в которых православие воспринималось как руководство для жизни. В отдельных случаях религиозное воспитание или отсутствовало, или было чисто формальным [Макаревский 1914:4–6,27–28; ГМИР, колл. 1, оп. 8, д. 311, л. 31 об., 35,43,105]. Другие баптисты допускали, что вера их родителей была искренней, но считали, что она была основана на невежестве и обрядоверии. Обращенный, писавший под знаменательным псевдонимом Савл, сообщает в «Баптисте Украины», что, хотя он был рожден в православной семье и выучил обычные молитвы, «родители очень мало мне говорили о Боге, потому что мало сами знали» [Савл 1927: 30–31][57].