Русские баптисты и духовная революция (1905–1929 гг.)

В некоторых рассказах об обращении намеренно создается впечатление, что православие не фигурировало в прошлом автора. Николай Зюбанов, подавая свидетельство об обращении для поступления в библейскую школу, утверждает, что до обращения жил, как все «мирские люди», без религиозных убеждений. Но в отдельном тексте, озаглавленном «Биография», Зюбанов вспоминает, что его воспитал отец, который с энтузиазмом исполнял обряды Православной церкви и был большим любителем религиозной литературы. В детстве, пишет Зюбанов, он знал все православные обряды и прочитал все книги, которые попадали в его руки, в том числе религиозные книги, произведшие на него сильное впечатление. Одна религиозная брошюра даже вызвала у него слезы, поскольку он осознал свою греховность и пожелал уйти в монастырь [ГМИР, колл. 1, оп. 8, д. 311, л. 69–70][58]. Хотя Зюбанов и пытался затушевать свое юношеское православное благочестие и даже прямо отрицать его, рассказывая о своем обращении в баптизм, тем не менее очевидно, что ценности его детства подготовили почву его позднейшего религиозного поиска. Сопоставление двух повествований Зюбанова о своей жизни служит хорошей иллюстрацией того, что Льюис Р. Рэмбо называет «биографической реконструкцией», присущей любому религиозному обращению и рассказу о нем. Баптистские автобиографии, подобные этой, извлекают из индивидуального опыта определенные элементы, которые согласуются с главными темами в других историях об обращении, некогда слышанных авторами, и которые наилучшим образом подкрепляют основное послание, которое призвано донести повествование [Rambo 1993: 137–138]. «Распутство» или «пьянство», о котором пишут обращенные, могло на самом деле быть незначительным эпизодом, который продлился не более пары недель, а жизнь «без Бога» могла включать в себя основательное религиозное воспитание.

Многие обращенные с православными корнями, такие как Скалдин, описывали свои попытки решить средствами православия те духовные вопросы, которые перед ними вставали. Подобно тому, как Скалдин, как только у него «проснулась совесть», сразу же принялся перечитывать требники и стал следить за иконостасом в полицейской казарме, другие тоже обращались к книгам, духовенству и духовным практикам, которые были им знакомы с детства. Обращенный из Амурского края решил выучил наизусть всю Псалтирь; другой упорно исполнял все посты и обряды; третий «был тронут религиозными чувствами, после чего пришлось оставить дом свой и принять вид странника» [С. В. Н. 1906: 41; ГМИР, колл. 1, оп. 8, д. 311, л. 131 об.; 19]. В конечном счете будущие баптисты разочаровывались в православии и вменяли ему в вину попустительство распутству и, что для них было еще важнее, неспособность убедить верующих в том, что они спасены.

Эти свидетельства, впрочем, не только выражают критику недостатков православия, но и ярко рисуют картину живого религиозного поиска в тогдашней народной среде. Скалдин и его товарищи читали вслух в казарме духовные книги и обсуждали религиозные идеи в свободное время. Именно в ходе таких обсуждений, вспоминали позже некоторые обращенные, они впервые узнали о баптистских идеях. Они вспоминали, как в детстве бывали свидетелями участия родителей в религиозных собраниях или в духовных прениях с проезжим штундистом. К примеру, оренбургский казак, с такой гордостью отмечавший благочестие своего родителя, впервые узнал о баптизме, когда отец позвал к себе поговорить о религии человека из другой деревни, про которого говорили, что «что он как-то особенно верует в Евангелие» [К-в 1906: 40; ГМИР, колл. 1, оп. 8, д. 311, л. 16, 43].