Русские баптисты и духовная революция (1905–1929 гг.)

Давние православные традиции монашества и аскетизма также играли важную роль в рассказах обратившихся о своих попытках найти ответы на религиозные вопросы в православии. Хотя многие авторы евангелических автобиографий, такие как Скалдин, лишь искали источник духовного утешения в православии, некоторые пошли еще дальше и отправились по монастырям[59]. Крестьянин Савва Каленивич Лищишин из Подольской губернии рассказал о своей духовной биографии одному баптисту в Киеве, который изложил его историю на страницах «Баптиста» в 1910 г. До двадцати девяти лет Лищишин мало думал о спасении. В 1906 г., однако, как он сообщил, «[Господь] так сильно тревожил мое сердце, что я стал серьезно задумываться о положении моей души, а потому решился искать спасения во что бы то ни стало». Он «начал усиленно заниматься чтением книжек о св. угодниках и подвижниках печерских; читал их жизнь в монастырях, о постах, бдениях, молитвах». От этого чтения у него появилась «такая страсть и желание… постранствовать и поклониться [sic] святым местам». Сначала он направился в прославленную Киево-Печерскую лавру, где с разочарованием узнал, что жизнь монахов не отвечала идеалам, изложенным в книгах. Убедившись в том же, посетив другие монастыри, он заключил, что там «не было живого участия для души и не было слова Божия, действующего на душу». Его искания привели его в Петербург к харизматическому духовному отцу Иоанну Кронштадтскому, но в итоге он отказался от православия в пользу баптизма [К-в 1910: 1254][60].

Будущие русские баптисты участвовали в живой народной культуре религиозного поиска начала XX века, участвуя в групповых чтениях, обсуждениях и паломничествах по монастырям. Бренда Миан обратила внимание на то, что в поздний период Российской империи началось «возрождение созерцания», подстегиваемое на низовом уровне обилием изданий житий святых и прочей духовной литературы [Meehan 1993: 85, 88]. Вера Шевцов предположила, что в Вологодской губернии «стремление набожных крестьян получить духовное руководство было характерной чертой народного православия» и что деревенские верующие были готовы уделить значительную часть своего свободного времени слушанию дидактических религиозных книг. К тому же, заключает она, мораль, содержавшаяся в наиболее популярной религиозной литературе, такой как жития святых и брошюры о духовных предметах, подчеркивала важность личного пути к вере и спасению, а не посредничества Церкви [Shevzov 1994: 629]; см. также [607, 658, 674, 701–702].

Илл. 2. Баптисты дома, нач. XX в. Источник: [Ясевич-Бородаевская 1912]

Сами баптисты-автобиографы, как и исследователи русской народной культуры того времени, единодушно отмечают всеобщее стремление к личному спасению. В статье 1913 г. о духовных путях русских сектантов, напечатанной в «Миссионерском обозрении», Георгий Чайкин утверждал, что такое стремление коренилось в условиях жизни русского населения: «При полном отсутствии всякой свободы и самобытности в жизни гражданской и общественной нашему простолюдину естественно было пытаться вознаградить себя самобытностью в жизни духовной, самостоятельностью в области мысли и чувства». Протестантские идеи, согласно Чайкину, находили отклик у людей лишь потому, что они являлись «прямым ответом на существовавшие в действительности духовные запросы народа». В самом деле, заключает он, многие из обратившихся в сектантство прежде были образцовыми по своему усердному благочестию православными христианами [Чайкин 1913: 35–38, 395–396][61]. Баптистские рассказы об обращении косвенно свидетельствуют, что русское баптистское движение выросло из идеалистической культуры активного религиозного поиска, тогда как образ жизни православного духовенства, неспособного дать духовным искателям уверенность в спасении, разочаровывал последних.