Русские баптисты и духовная революция (1905–1929 гг.)

Многие православные и светские наблюдатели утверждали, что русское евангелическое движение было в некотором роде выражением так называемых «рационалистических» идей. Не было, впрочем, единого мнения о том, какое место такие идеи должны занимать в русской культуре. Хотя члены либеральной и левой интеллигенции, по-видимому, разделяли тезис известного народника и исследователя сектантства А. С. Пругавина, что «учения этико-рационалистического характера вовсе не чужды духу русского народа», более славянофильски настроенные авторы, а также православные клирики считали рационалистические идеи западными по духу и несовместимыми с русской духовностью [Пругавин 1905: 83; Read 1979: 98-105]. Как объяснялось в самом начале справочника о сектантстве, предназначенного для приходского духовенства, «сухое, рассудочное отношение к вере не свойственно русскому народу… Поэтому, хотя некоторые рационалистические мысли и высказывались в Русской Церкви почти с первых времен ее существования, но они были не русского происхождения, а были заносимы со стороны» [Гумилевский 1910: 1].

Исследования сектантов церковниками и семинарские пособия о религиозном сектантстве в целом подразделяли русские секты по их учению на «мистические» и «рационалистические». Согласно этой классификации, такие мистические секты, как хлысты и скопцы, учили о прямой связи личности с Богом через опыт Святого Духа и возможность соединения человека с Богом. С этим была связана их склонность отыскивать в числе собственных членов Христов, пророков и Богородиц. Как утверждалось, такие группы находили отзыв среди «людей безотчетного чувства». Рационалистические секты, напротив, подходили к божественному через способности ума и индивидуальное прочтение Библии. «Отвергая авторитет Церкви, – как объяснял один из подобных учебников, – руководятся только рассудком и потому, естественно, допускают свободомыслие при этом толковании» [Маргаритов 1910: 1]. Хотя в этом пособии, как и в других, отмечалось, что в обоих типах сект можно встретить как одну, так и другую тенденцию, именно в подобном ключе понимался весь спектр религиозного диссидентства [Буткевич 1910: 12–14].

Согласно православным писателям, как мистические, так и рационалистические секты появлялись в результате отклонений от нормального духовного развития в русском народе. В руководстве для сельских священников говорилось, что «рационалистическое сектантство вносит в религиозное мировоззрение русского народа совершенно новый элемент, противоречащий прежней его вере и потому стремящийся к ее разрушению» [Гумилевский 1910: 4]. Владимир Николаевич Терлецкий, преподаватель Полтавской семинарии, объясняет в своем учебнике, что в основе всякого религиозного сектантства лежит противоречие между принципами телесности и разумности. На Западе Католическая церковь слишком сильно упирала на телесный аспект человеческой природы, а протестантские церкви слишком большое внимание уделяли аспекту умственному. И лишь Православная церковь, заключал Терлецкий, соблюдала идеальный баланс между двумя началами [Терлецкий 1913:25]. Баптисты поддались западному типу отклонения от истинной христианской веры, которую сохранило одно только православие. Поэтому лишь православие может спасти русский народ.

Либеральные и народнические наблюдатели, которые расходились с Церковью практически по любому вопросу, тем не менее были так же склонны считать, что в основе баптистского движения лежат рационалистические идеи. Хотя чаще всего либералы и народники видели источник этих идей в западном влиянии, они считали, что русские восприняли их с энтузиазмом, поскольку они отлично соответствуют врожденным качествам русского человека. В одном известном исследовании утверждалось, что две основные характеристики славянского крестьянства сделали его плодородной почвой для развития рационалистических идей. Во-первых, рационализм хорошо отвечает духу и характеру «свободно-общинной, славянской жизни»; во-вторых, он полностью соответствует практическому желанию простых русских людей улучшить свою жизнь [Е. Р. 1881:279,295–296]. Петербургский литератор, писавший о баптистском съезде 1909 г., утверждал, что, несмотря на германские корни, «баптизм нашел себе сочувствие на русской почве, в запросах и психологии русского человека. Большинство нынешних баптистов… коренные русские люди. Тяжеловесный склад характера великоросса, по-видимому, хорошо уживается с баптизмом» [Огнев 1911]; вырезка в [ГМИР, ф. 2, оп. 26, д. 47, л. 28 об.].