Русские беседы: соперник «Большой русской нации»

«Я поторопился извещением вас, добрый наш друг Петр Александрович, о назначении меня к должности смотрителя. Должность эта на деле превратилась бог знает во что. Начать с того, что жалованья всего только 960 руб. ассигнациями], а квартира, состоящая из двух чуланов со сводами, так темна, пуста, грязна и ужасна, что я решился бы переехать в нее только тогда, когда б лишился последних средств к существованию. В том же корпусе медик занимает прелестную и обширную квартиру, квартира смотрителя – ужасна. И неудивительно: смотрителем был до сих пор отставной капельмейстер, выслужившийся из солдат. Ему это и подобало. Но я, как бы ни был разжалован, все же не могу быть разжалован из образованных людей в необразованные и из достойных в ничтожные. Я был у губернатора и сказал ему, что он, без сомнения, воображал мою должность с такими удобствами, которые могут меня успокоить, и я считаю долгом довести до его сведения, в каком состоянии я нашел ее. Он удивился, но спросил меня, переехал ли я на новую квартиру. Я отвечал, что я ужасаюсь переехать в такую квартиру и прошу позволить мне остаться в наемной. Он согласился, обещал посмотреть сам больницу, обещал дать мне другое место, если представится возможность, и с тем мы расстались. Равнодушие, с каким он принял мой печальный рапорт, ничего не пророчит мне приятного. Кажется, ему не слишком хорошо меня здесь рекомендуют. Впрочем, я не виню его: он – новый человек и сам не знает, до какой степени мог бы меня вызволить. Я хотел было писать Леонтию Васильевичу и благодарить за полученное место, но теперь моя благодарность была бы упреком, которого он не заслуживает: его, видно, не так поняли, иначе мне не предложили бы такой должности, доказательство – мой шурин Василий Белозерский, который при самом начале службы сделан уже старшим помощником правителя канцелярии. Мне надоело просить, когда мне не дадут ничего лучше сами, так я предпочитаю уволиться совсем от службы. Жаль мне, что ваши старания остаются бесплодными и что я не один страдаю» (KMT-2: 114[87]).

Плетнев и здесь пытался помочь Кулишу, вновь обратившись с письмом к Дубельту (КМТ-2: 115), тогда как сам Кулиш, несколько забыв о своем положении ссыльного, писал 3 января 1848 г. в Петербург управляющему III отделением: