Русские беседы: соперник «Большой русской нации»

Следует отметить, что с начала 1860-х годов центр украинофильства начинает перемещаться из Петербурга в Киев – географическое перемещение имеет в данном случае большое значение, отражая изменения, происходящие в движении: в 1830-е интерес носит преимущественно этнографический, ретроспективный характер, его центром выступает Харьковский университет, в 1840-х на передний план выходит Киев, где в атмосфере ранней «русификации», после Ноябрьского восстания, открытия университета (вместо польского по характеру университета в Вильно и Каменец-Подольского лицея) как агента имперской политики, под влиянием имеющего уже значительную историю польского «украинофильства» возникает первый вариант украинского модерного национализма, ограниченного в это время поднепровскими губерниями, но уже стремящегося использовать ресурсы, предоставляемые центром, как это делает Кулиш, публикующий свои тексты в столичных журналах. Тяготение к столице – ярко проявившееся в роли Петербургской Громады конца 1850-х – начала 1860-х, издании в Петербурге «Основы», деятельности петербургской украинской типографии Кулиша и т. д. – необходимо постольку, поскольку в это время нет возможности не из столицы мобилизовать сторонников украинского национального движения – они слишком малочисленны, чтобы какая-либо региональная площадка оказалась способна стать местом эффективного объединения. В начале 1860-х годов украинофильство рекрутирует значительное число новых сторонников, из младшего поколения – ресурсы, в том числе репутационные, накопленные благодаря петербургскому этапу, оказывается возможно продуктивно использовать уже на региональном уровне – в Киеве и в других более или менее значительных центрах Юга России, где сторонники украинофильства занимают относительно устойчивые позиции – от Антоновича и Драгоманова, принимаемых на службу в Киевский университет, до различных служащих по линии Министерства народного просвещения, например служащих в губернских и уездных городах. Подобную эволюцию можно сопоставить с куда менее развитым сибирским областничеством, для которого и на первоначальном этапе, и во время вторичной консолидации (после репрессий второй половины 1860-х годов) центром объединения становится Петербург – сначала как место учебы для сибирской провинциальной молодежи, там же располагаются конторы журналов и газет, где в основном сотрудничают тяготеющие к областничеству авторы, а в дальнейшем – и местом основания собственного издания, «Восточного обозрения», и только уже затем, в начале третьего десятилетия существования движения, оно оказывается способным сменить локализацию, в том числе и за счет подъема (материального и интеллектуального) провинции, теперь соединенной с центром телеграфным и железнодорожным сообщением, обладающей существенно уплотнившейся культурной и образовательной средой (рост числа гимназий, реальных училищ и т. д., рост чиновничества и т. п. сфер занятости для людей интеллигентного труда).

В этом местном контексте также любопытна статья Ригельмана 1875 г., где он обращает внимание на стремление Драгоманова к символическому присвоению Богдана Хмельницкого (стр. 170, 181), тогда как тот «должен служить символом воссоединения двух ветвей одного народа», Драгоманов придает памяти козацкого гетмана «значение воспоминания о его отдельности» (стр. 181): в данном случае противоречия будут не только в символическом значении Богдана Хмельницкого для «малороссов» и «украинцев», но и среди самих украинофилов – так, уже в конце 1880-х упоминание Драгомановым об участии ряда украинофильских деятелей в установке памятника гетману на Софийской площади будет воспринято как инвектива, и Драгоманову придется объясняться, что он имел в виду совершенно иное, а именно избегание «москалеедства», пример того, как в определенных случаях и весьма радикальные в теории деятели готовы идти на соглашение с оппонентами (см.: Возняк, 1930).