Русские беседы: уходящая натура

Впрочем, как раз «служение отечественному просвещению» оказалось несколько с оттенком скандала – Сытину рано и быстро удалось выйти на рынок учебной литературы, огражденный от посторонних необходимостью получать «разрешение» или «одобрение» издаваемых книг и пособий от Министерства народного просвещения: только получившие названную санкцию издания могли закупаться училищными комитетами и служить для комплектации гимназических и т. п. библиотек; куда более серьезные затруднения были связаны с санкцией на допущение учебников в училищную программу. Розанов после смерти Суворина вспоминал, как тот в разговорах не раз сетовал на то, что издание учебной литературы было его мечтой, но преодолеть министерские барьеры было для него слишком сложно. Сытину не только удалось выйти на этот рынок, но и занять на нем уникальное положение. В 1913 г. он организовал (формально: возродил) комитет «Школа и знание», куда вошли и члены Учебного комитета министерства: в результате готовили и обсуждали издания, в дальнейшем поступавшие на рассмотрение министерства, те же люди, которым потом предстояло их и рассматривать уже от лица министерства (разоблачение было организовано в 1914 г. «Новым временем», чей праведный гнев был хорошо мотивирован, однако публичный скандал хоть и осложнил положение Сытина, однако понесенный ущерб оказался не столь существенным, как надеялись противники).

К 1916 г. Сытину удалось создать крупнейшую в России издательскую империю, заняв ¼ всего рынка: еще в 1914 г. он осуществил свою давнюю цель, купив большую часть паев «Товарищества издательского и печатного дела А.Ф. Маркс», тем самым наконец-то получив прочные позиции и в Петербурге (на рынок которого пытался вырваться с 1910 г.). Великолепное чутье книжного рынка обеспечило ему фактически монопольную позицию по целым секторам изданий, не читая издаваемые им книги, он судил о них и о новых веяниях в издательском мире в многочисленных беседах с авторами, книготорговцами, редакторами и т. д, которые предпочитал вести в ресторанах (в начале века предпочитая «Славянский базар», а позже облюбовав «Метрополь»).

Если книги он издавал и ценил, но преимущественно издали, газету вел как торговое дело (сдвигаясь налево вслед за публикой, параллельно готовый выпускать издания прямо противоположного направления), то единственное, что точно любил Сытин, – это саму типографию. Не вникая в издаваемые им книги, он обожал сам процесс печатания, заботился о всевозможных технических нововведениях, мечтая со временем даже самому наладить выпуск печатных машин. Для него книга всегда оставалась в первую очередь материальным объектом – тем, что имеет свой запах и цвет, к чему можно прикоснуться и насладиться тяжестью отпечатанных страниц. Пожалуй, правильнее всего будет сказать, что издательство Сытина выросло из его печатной мастерской, и там и оставалась его главная привязанность.

16. Трилогия Д.С. Мережковского о «будущих судьбах России»

Дмитрий Сергеевич Мережковский (1865–1941) ныне фигура едва ли не целиком отошедшая в ведение истории литературы и, пожалуй, гораздо в меньшей степени, чем он того заслуживает, – истории общественной мысли. Его редко читают и еще реже перечитывают, волна интереса к нему в конце 1980-х – начале 90-х (переиздание не только художественных текстов, но и публицистики) быстро сошла на нет. Впрочем, на переднем плане и в момент этого кратковременного взлета оказались те же тексты, которые принесли Мережковскому наибольшую известность в дореволюционной России, в первую очередь трилогия «Воскресшие боги» и «Л. Толстой и Достоевский». Трилогия «Царство Зверя» (1907–1918) как целое в поле зрения историков русской общественной мысли не попала, впрочем, не очень часто удостаиваясь внимания и со стороны историков литературы. В этом можно видеть и следствие неудачи самого замысла Мережковского, и особенностей ситуации возникновения трилогии. Если появление первой части, пьесы «Павел Первый», сопровождалось скандалом и затем судебным процессом против автора (а вплоть до революции произведение оставалось запрещенным к представлению на сцене), а роман «Александр Первый» пользовался успехом у публики[61], то третья, завершающая часть – роман «14 декабря», – вышел из печати в 1918 г., когда большей части аудитории было уже и/или еще не до беллетристики подобного рода[62].