Читаем Русские беседы: уходящая натура полностью

«Империя», в рамках которой существовали, которую стремились укрепить, изменить или разрушить, внезапно ушла в прошлое, в первые годы после революции многим казалось, что навсегда или, по крайней мере, надолго. Наблюдатель обрел дистанцию по отношению к имперскому опыту и имперской эстетике, при этом данный опыт был своим собственным, сделавшееся предметом анализа сохраняло уникальный статус одновременно далекого и близкого: во-первых, уже в силу того, что «империя» изначально предполагает дистанцирование, границу между тем, кто принадлежит (к) ней и ею, а во-вторых, в силу принадлежности империи, не исчезающей с ее политическим концом.

В данной небольшой работе мы остановимся на одном частном случае, а именно, предпримем попытку реконструкции интеллектуальной схемы, лежащей в основе образа «Петербурга Достоевского», созданного Н.П. Анциферовым. Причиной, побудившей нас остановить внимание на данном сюжете, служит выразительность изложенной им в 1919–1924 гг. концепции «образа Петербурга» (Анциферов, 1922; он же, 1923; он же, 1924), являющейся одновременно и подведением итогов, и аналитикой данного «образа», и его конструированием.

Николай Павлович Анциферов (30.VII/11.VIII.1889 – 2.IX.1958), известный как крупный краевед, литературовед (большой специалист по А.И. Герцену, подготовивший «Летопись жизни и творчества А.И. Герцена» и работавший в 1946-1956 гг. над знаменитой «Пражской коллекцией»), организатор экскурсионного дела, начинал свою научную биографию с совсем иных вопросов – поступив в 1909 г. в Петербургский университет на историко-филологический факультет, он с первого курса выбрал себе в наставники выдающегося отечественного историка Ивана Михайловича Гревса (1860–1941), антиковеда и медиевиста, соответственно готовясь целиком посвятить себя последней специальности. Выбор учителя оказался важнее выбора специальности: вслед за Гревсом, организатором экскурсионного дела, в условиях сначала мировой войны, а затем революции и войны гражданской, вынужденным отказаться от детально прорабатываемых и организуемых им учебных экскурсий в Италию и сосредоточиться на Петрограде и его окрестностях, Анциферов сделался и теоретиком, и практиком экскурсий – деятельность, помогавшая ему находить средства к существованию и относительно легко включаемая в экспериментальные практики раннего советского времени (см.: Степанов, 2005). Гревс станет для Анциферова заменой рано умершего отца, и учителя и ученика свяжут отношения, далеко выходящие за пределы академических, о чем он сам подробно и выразительно расскажет в своих мемуарах (Анциферов, 1992), – от учителя он воспримет и сам подход к проблеме города, и стремление сочетать научность и художественность, понимание исследования как «вчувствования», недостаточности лишь академических приемов исследования, оставляющих за рамками нередко самое существенное. В результате его тексты, посвященные «душе Петербурга», включая и кандидатскую диссертацию (защищенную в 1944 г., опубликована: Анциферов, 2014), теряя в научности, оказываются способны много рассказать о своем времени, представая любопытными объектами исследования, нередко больше «литературой о литературе», чем литературоведением.

Однако, прежде чем приступать к изложению его взглядов, очертим кратко биографию Анциферова советского времени. Оставленный при Петербургском университете для подготовки к профессорскому званию (1915), он восторженно воспринял Февральскую революцию, со времен студенчества придерживаясь «левых» взглядов, будучи далек от какой-либо конкретной политической деятельности. С 1917 по 1929 г. он будет работать в отделе Rossica Публичной библиотеки, совмещая эту службу, как и большинство своих коллег, с иными многочисленными и не очень надежными местами работы: так, с 1918 по 1923 г. он будет преподавать в Тенишевском училище, с 1919 по 1921 проработает в Отделе музеев Петроградского управления научных и научно-художественных учреждений, с 1921 по 1924 – в Гуманитарном отделе Петроградского экскурсионного института (отдел этот возглавлял И.М. Гревс), с середины 1920-х прослужит научным сотрудником Центрального бюро краеведения. «Чистки» 1920-х пройдут по большому счету мимо него, в 1925 г. он, правда, будет арестован и выслан в ссылку в Ново-Николаевск (в том же году переименованный в Новосибирск), однако спустя всего несколько месяцев дело будет пересмотрено, и Анциферов получит разрешение вернуться в Ленинград.

Перейти на страницу:

Все книги серии Русские беседы

Русские беседы: соперник «Большой русской нации»
Русские беседы: соперник «Большой русской нации»

Русский XIX век значим для нас сегодняшних по меньшей мере тем, что именно в это время – в спорах и беседах, во взаимном понимании или непонимании – выработался тот общественный язык и та система образов и представлений, которыми мы, вольно или невольно, к счастью или во вред себе, продолжаем пользоваться по сей день. Серия очерков и заметок, представленная в этой книге, раскрывает некоторые из ключевых сюжетов русской интеллектуальной истории того времени, связанных с вопросом о месте и назначении России – то есть о ее возможном будущем, мыслимом через прошлое.XIX век справедливо называют веком «национализмов» – и Российская империя является частью этого общеевропейского процесса. В книге собраны очерки, посвященные, с одной стороны, теоретическим вопросам модерного национализма, с другой – истории формирования и развития украинского национального движения в XIX – начале XX века. Последнее является тем более интересным и значимым с исторической точки зрения, что позволяет увидеть сложность процессов нациестроительства на пересечении ряда имперских пространств, конкуренции между различными национальными проектами и их взаимодействия и противостояния с имперским целым.Автор сборника – ведущий специалист по русской общественной мысли XIX века, старший научный сотрудник Academia Kantiana Института гуманитарных наук Б ФУ им. Канта (Калининград), кандидат философских наук Андрей Александрович Тесля.

Андрей Александрович Тесля

Публицистика
Русские беседы: уходящая натура
Русские беседы: уходящая натура

Русский XIX век значим для нас сегодняшних по меньшей мере тем, что именно в это время – в спорах и беседах, во взаимном понимании или непонимании – выработались тот общественный язык и та система образов и представлений, которыми мы, вольно или невольно, к счастью или во вред себе, продолжаем пользоваться по сей день. Серия очерков и заметок, представленная в этой книге, раскрывает некоторые из ключевых сюжетов русской интеллектуальной истории того времени, связанных с вопросом о месте и назначении России, то есть о ее возможном будущем, мыслимом через прошлое.Во второй книге серии основное внимание уделяется таким фигурам, как Михаил Бакунин, Иван Гончаров, Дмитрий Писарев, Михаил Драгоманов, Владимир Соловьев, Василий Розанов. Люди разных философских и политических взглядов, разного происхождения и статуса, разной судьбы – все они прямо или заочно были и остаются участниками продолжающегося русского разговора.Автор сборника – ведущий специалист по русской общественной мысли XIX века, старший научный сотрудник Academia Kantiana Института гуманитарных наук БФУ им. Канта (Калининград), кандидат философских наук Андрей Александрович Тесля.

Андрей Александрович Тесля

Публицистика
Русские беседы: лица и ситуации
Русские беседы: лица и ситуации

Серия очерков и заметок, представленная в этой книге, раскрывает некоторые из ключевых сюжетов русской интеллектуальной истории того времени, связанных с вопросом о месте и назначении России, то есть о ее возможном будущем, мыслимом через прошлое.В первой книге серии основное внимание уделяется таким фигурам, как Петр Чаадаев, Николай Полевой, Иван Аксаков, Юрий Самарин, Константин Победоносцев, Афанасий Щапов и Дмитрий Шипов. Люди разных философских и политических взглядов, разного происхождения и статуса, разной судьбы – все они прямо или заочно были и остаются участниками продолжающегося русского разговора.Автор сборника – ведущий специалист по русской общественной мысли XIX века, старший научный сотрудник Academia Kantiana Института гуманитарных наук БФУ им. Канта (Калининград), кандидат философских наук Андрей Александрович Тесля.

Андрей Александрович Тесля

Публицистика

Похожие книги

Мохнатый бог
Мохнатый бог

Книга «Мохнатый бог» посвящена зверю, который не меньше, чем двуглавый орёл, может претендовать на право помещаться на гербе России, — бурому медведю. Во всём мире наша страна ассоциируется именно с медведем, будь то карикатуры, аллегорические образы или кодовые названия. Медведь для России значит больше, чем для «старой доброй Англии» плющ или дуб, для Испании — вепрь, и вообще любой другой геральдический образ Европы.Автор книги — Михаил Кречмар, кандидат биологических наук, исследователь и путешественник, член Международной ассоциации по изучению и охране медведей — изучал бурых медведей более 20 лет — на Колыме, Чукотке, Аляске и в Уссурийском крае. Но науки в этой книге нет — или почти нет. А есть своеобразная «медвежья энциклопедия», в которой живым литературным языком рассказано, кто такие бурые медведи, где они живут, сколько медведей в мире, как убивают их люди и как медведи убивают людей.А также — какое место занимали медведи в истории России и мира, как и почему вера в Медведя стала первым культом первобытного человечества, почему сказки с медведями так популярны у народов мира и можно ли убить медведя из пистолета… И в каждом из этих разделов автор находит для читателя нечто не известное прежде широкой публике.Есть здесь и глава, посвящённая печально известной практике охоты на медведя с вертолёта, — и здесь для читателя выясняется очень много неизвестного, касающегося «игр» власть имущих.Но все эти забавные, поучительные или просто любопытные истории при чтении превращаются в одну — историю взаимоотношений Человека Разумного и Бурого Медведя.Для широкого крута читателей.

Михаил Арсеньевич Кречмар

Приключения / Публицистика / Природа и животные / Прочая научная литература / Образование и наука
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное / Биографии и Мемуары