Русские беседы: уходящая натура

Питер обретает свое лицо, и важно то, что обретает он его поздно. Да, главные перспективы города определены были еще при жизни основателя, равно как возникли и первые архитектурные доминанты, к концу правления Александра I практически все основные архитектурные центры города уже существовали[73], однако города, в сущности, не было. О.А. Пржецлавский, проживший в Петербурге почти полвека, в 1870-х вспоминал:

«Петербург 1820-х годов и в материальном, и в нематериальном отношении был мало похож на теперешнюю столицу. Я не буду исчислять всех этих различий. Главные состояли в том, что многие великолепные здания, как Исаакиевский собор, Главный штаб, великокняжеские дворцы, или не существовали, или только начинали строиться. Это давало городу вид чего-то недоконченного. Притом наружность улиц и площадей утомляла однообразием; очень немного было утвержденных планов и фасадов, по которым позволялось возводить новые постройки; те же ограничения существовали и для окраски; почти исключительно принят был бледно-желтый цвет для самых корпусов, с белым для фронтонов колонн, пилястров и фрез. Поэтому целые, даже главные, улицы имели какой-то казарменный вид; вместо теперешнего бульвара Адмиралтейство было окружено каналом; посредине Невского проспекта, от Казанского до Анчиковского моста, шел бульвар для пешеходов, обсаженных тощими липами, которые не могли достигнуть своего роста от беспрестанного сотрясения грунта проезжающими экипажами. Михайловского дворца, площади, садика и улицы того же названия не было; это был пустырь, на котором сваливали со всей этой части города мусор и всякий сор. Населения было на половину меньше теперешнего. Общее настроение было невеселое: тогда были последние годы царствования Александра I, ознаменованные затишьем Царского двора и частыми продолжительными отлучками Государя на европейские конгрессы» (Пржецлавский, 2010: 180–181).

Мемуарист находит отличия от Петербурга 1870-х годов в отсутствии тех или иных зданий, но из самого его описания вполне понятно, что дело в ином: города в 1820-е еще не было, это был военный лагерь, императорская резиденция, которой сопутствовал штаб, т. е. правительство и все, что необходимо для обслуживания его функционирования, но не более того. Собственно, не было «избыточного»: не было городской жизни, обустроенного пространства, которое люди подстраивают под себя, нарушая правильность замысла, но тем самым давая ему жизнь. Когда при Николае I возник и стал правильным образом разрастаться бюрократический аппарат, возникли министерства и ведомства в знакомом нам виде[74], а одновременно с этим Петербург перерастал из «ставки» в столицу империи, в том числе и столицу промышленную – со всевозможными, небольшими на первых порах, мануфактурами и ремесленными мастерскими, в Петербурге появилось постоянное население, те, кто рассматривал это место как «свое», обустраивая и обживая в меру способностей. Показательно, что с этого времени возникают первые регулярные городские увеселительные заведения, с 1830-х начинают множиться рестораны и трактиры (со всеми промежуточными вариантами), застраиваются пустыри, поскольку теперь логика живущих предполагает не только соображения «верховного начальства», но и удобство, использование того, что «под рукой». В Петербурге появляются дачи – событие необыкновенной значимости, поскольку теперь и лица вполне достаточные, рассматривают это пространство как пространство своей постоянной жизни, где необходим и летний отдых, а не претерпевание нескольких лет петербургских мытарств с тем, чтобы добыв деньги и(или) место, наконец-то перейти к «нормальной жизни» где-нибудь еще.

Из этой реальности мимолетного, совершенно не имперской по стилю, возникла жизнь города: созданный империей, он зажил сам, неуверенный в себе, переживая себя как нарушение всех правил, и незаметно для себя выстраивая новые правила, превратив искусство выживания в искусство жить: робко и твердо, сомневаясь в себе, но не уступая другому, превратив красоту города в воспитателя, реализовав уникальную педагогическую утопию по созданию граждан, которыми стали те, кому довелось устраивать свою жизнь в не ими замысленных декорациях. В конечном счете императорская столица обрела жизнь, едва ли не вопреки всем сознательным усилиям, как то обычно и бывает с жизнью.

III. Перекресток