Русские друзья Шанель. Любовь, страсть и ревность, изменившие моду и искусство XX века

Русудан Мдивани оказалась юной высокой девушкой, с мягкими, не вполне оформившимися чертами лица. У нее были зеленые глаза и вьющиеся волосы редкого пепельного цвета. Русудан легко краснела и все время застенчиво улыбалась. Однако, как многие из эмигрантов, совершивших переход из одной реальности в другую, несмотря на застенчивость, она была способна на смелые поступки. В студию к известному художнику Хосе Марии Серту девушка пришла сама, чтобы показать свои работы, маленькие фигуры играющих детей. Она искренне восхищалась полотнами каталонца и, может быть, еще больше его мастерской в центре Парижа – двухсотметровой, с высоченными потолками, огромными окнами, выходящими на бульвар, и с камином. Руся – так звали девушку родные – призналась Серту, что ей самой работать негде, семья ютится в двух тесных комнатах. Серт в первую же встречу предложил ей заниматься скульптурой у него в студии. Мися краем уха слышала тогда от мужа о визите молодой грузинки, но не обратила на новость внимания, ей не приходило в голову ревновать. И вот, всего за два месяца, Серт похудел, стал рассеянным, полюбил мыться и даже пытался наряжаться.

Встреча мадам Серт с соперницей в «Ритце» получилась ожидаемо глупой. Сначала говорили только Мися и сестра скульпторши Нина, решительная высокая брюнетка. Русудан сидела красная, было заметно, что ей хочется заплакать или хотя бы спрятаться под столом от взгляда Миси, которая из женщины без возраста, безгранично уверенной в себе, стала пожилой дамой с нездоровым цветом лица и полубезумными глазами. Шанель за завтраком в уме прикидывала расходы на шелк для новой партии блузок, она заранее решила не обращать внимания на бред подруги и приготовилась, если понадобится, сразу увести ее к себе в мастерскую, которая как раз на соседней улице от «Ритца».

Мися путано объясняла молодым эмигранткам (старшей было года двадцать три, Русе едва ли исполнилось восемнадцать), что мужчины себя не понимают и такое поведение у них, у мужчин, с самого детства. Особенно ее муж Жожо не способен к сознательности – он крупный, но младенец, смотрит на мир ее глазами, привык ловить каждое слово Миси, угадывать и исполнять ее желания, без любимой спутницы жизни он неминуемо погибнет от тоски.

– Кто-нибудь хочет гибели большого художника? – вопрошала Мися проникновенно.

Коко морщилась и мысленно пыталась вернуться к расчетам баланса прибыли и расходов. Руся в ужасе расширяла глаза, отрицательно трясла головой, локоны девушки порхали, щеки алели, она становилась еще красивее.

Мадам Серт попыталась всучить Русудан ожерелье из розовых топазов. Сначала Мися нервно то открывала бархатную коробку, то закрывала, громко щелкая замком, рискуя прищемить себе пальцы. Потом она вынула сверкающую нить и без предупреждения неловко потянулась к шее девушки, та ошарашенно отпрянула. Сестры стали так бурно протестовать, будто в руках Миси было нечто угрожающее жизни юной скульпторши, вроде веретена злой феи.

Старшая сестра сначала вела себя резко, она пришла защищать Русудан, но, убедившись, что жена Серта не нападает, лишь говорит нелепые слова, что вполне объяснимо в ее возрасте и положении, – расслабилась, даже предложила пообедать здесь же, в «Ритце», чтобы в знак «чистых намерений», как она выразилась, за одним столом собрались месье Серт, мадам Серт и сестры Мдивани с отцом-генералом. Руся тем временем пришла в себя: к ней вернулся аппетит, она съела несколько пирожных. Мися подвинула девушке всю тарелку и с изумлением смотрела, как та быстро ест. Наевшись, Руся не к месту рассказала про встречу со смешной собакой на бульваре утром.

– Так жаль, что хозяйка отеля, где мы живем, не разрешает держать собак, – посетовала Руся. – У нас раньше был свой дом и сад огромный. Лошади и собаки, павлины…

– А Жожо всегда говорил мне, что не потерпит собаку в нашей семье, потому что не хочет делить меня ни с одним живым существом на свете, – перебила ее Мися. Это прозвучало жалко.

Коко потеряла терпение и сказала, что ей пора работать. Сестры Мдивани тоже поспешно откланялись. Подругу Коко увела с собой.

Еще несколько дней после безумного завтрака Мися караулила мужа в кафе напротив его студии, потом являлась к Коко в мастерскую среди дня, допекала ее восторгами по поводу внешности и ума Русудан Мдивани.

– Она могла быть нашим ребенком! Я же смотрю на нее – это будто наша дочь! Даже похожа! Жожо просто перепутал свои чувства, у него это пройдет. Жожо первый будет смеяться над собой! Мне надо объяснить ему все, а он прячется где-то, глупый, боится, что я стану его упрекать. Я же, наоборот… Без меня он не сможет разобраться со всем этим!

Выговорившись, Мися засыпала у Шанель на третьем этаже мастерской, на диване.