Бальсан возвращался из Парижа с друзьями и их подругами, в его замке часто гостили такие же сумасшедшие лошадники, заядлые игроки в поло. Когда народу было много, Габриэль было с кем поболтать и пококетничать, оставаясь в рамках приличий и не выходя из образа общей подружки, хорошенького сорванца. В честь его приезда она затевала вечеринку с переодеваниями, сочиняла себе и друзьям забавные наряды. Развлекаясь, все фотографировались в нелепых позах, создавали смешные образы – фотография была самым модным развлечением.
Бальсан в конце концов привязался к Габриэль, обсуждал с ней лошадей, брал ее на скачки в Шантийи и Лоншан, на турниры по поло. Единственное, у Габриэль никогда не было денег. На скачках, в компании богатых холостяков, надо было «соответствовать»… Как можно одеться «на выход», если Бальсан не понимает или же делает вид, что не понимает, сколько стоит амазонка, сшитая у приличного портного? Хорошо, амазонка от Ворта или Пуаре – это действительно слишком дорого. Пусть, Габриэль не будет наблюдать за игрой, сидя верхом на лошади, как это делают аристократки. Но на лужайку, где ей можно стоять, потому что там нет «приличных женщин», – туда ведь в чем-то надо прийти?
Бальсан делал вид, что ему все равно. Или ждал, что она попросит денег? А что будет потом – претензии, выяснение отношений, расставание? Шанель не решалась просить: злилась на себя, понимала, что этого не избежать, но не могла пересилить себя и попросить деньги на модную одежду. При этом было очевидно, что если в Довиле на скачках или в другом значимом месте он почувствует, что его спутница выглядит жалко, будет ее стыдиться – тогда «малышке Коко» останется лишь собрать вещи и покинуть замок. А потом что? Выйти замуж за крестьянина или лавочника? Снова идти торговать в сельский магазин?
Она будет цепляться. Ее называют в шутку «мальчиком на конюшне»? Пусть, зато она не похожа ни на одну из разряженных подружек Бальсана и его друзей. Образ скромной, но особенной девушки, «прекрасной лошадницы» – это неплохо. Большая шляпа сваливается, когда она скачет во весь опор? Коко придумала надевать канотье, пришпиливая его крупной булавкой, украсив его пером и лентой. Не на что купить свежее жабо? Галстук Бальсана подойдет, если, конечно, он согласится с ним расстаться. Поверх платья она надевала пальто-реглан графа де Лаборда, приятеля Бальсана. Да, так ни одна дама пока не носила. А ездить верхом, раз уж нет «амазонки» (и, надо полагать, никогда не будет), она будет в бриджах. Не зря же Габриэль научили шить в монастыре: она смастерила себе бриджи, сняв копию со штанов конюха. Свитера и фуфайки Этьена ей по колено, рукава болтаются? Рукава подвернуть, низ обрезать, к поясу приколоть розу из этой же ткани. Смешно? Нет, не будут смеяться, если очень прямо держать спину, будто сидишь в седле, и высоко поднять подбородок, будто у тебя благородное происхождение.
В таком наряде Габриэль Шанель была непохожа на кокотку, вообще ни на кого не похожа: совсем без драгоценностей, в мужском галстуке и грубом пальто! Прелестная, гордая, с густыми вьющимися волосами.
Надо все время улыбаться, наблюдая за скачками в бинокль, в то время как все смотрят на тебя, только что пальцем не показывают – вон там девушка в мужской одежде. Уродец.
Но быть веселой получалось не всегда: Коко больше не хохотала, как в первые полгода жизни с Бальсаном. Его скупость все больше ее раздражала, а будущее оставалось смутным, и это в двадцать восемь лет. Где ее счастливый случай?
…Вдыхая знакомый и любимый запах конюшни, Коко обсуждала с князем Дмитрием достоинства нового жеребца Бахметевых: насколько он хорош для игры в поло, не слишком ли нервный, успеет ли привыкнуть к новому хозяину до соревнований? Она подошла близко, погладила блестящий бок коня, тот повернул большую голову и заржал приветственно.
– Надо же, какой он красивый, – восхитилась Коко. Князь с улыбкой кивнул.
Париж, август 1920 года
Коко два раза прокатилась верхом с князем Дмитрием по окрестностям Биаррица, потом ездила с ним в горы в коляске его нового мотоцикла. Мися изобразила обиду: «Покидаешь меня, когда мне так плохо», и, довольная неожиданной свободой, укатила в Париж.
Все сложилось удачно: дома Мисю дожидалось письмо от Мориса Равеля. Композитор писал, что закончил работать над музыкой, которую когда-то давно заказал ему Дягилев, и просил ее организовать встречу с импресарио. «Русский балет» пока не уехал, проводились последние репетиции перед поездкой труппы в Испанию. Мися сразу позвонила Дягилеву, тот согласился прийти. В этом году у него были два балета на музыку Стравинского, нужны были представления в ином стиле. С Равелем он уже работал; восемь лет назад был поставлен балет «Дафнис и Хлоя» с декорациями Льва Бакста, главные партии тогда танцевали Нижинский и Карсавина.
Мися вдохновенно принялась подготавливать вечер, где она будет играть свою привычную главную роль.