Масса овечьей шерсти, тщательно вычесанной, использовалась для прядения и ткачества: из нее изготовляли сукна. Только сотканную шерстяную ткань подвергали еще и валянию на специальных сукновальнях. Сукновальни, как и водяные мельницы, строили у речных плотин. Снятое с ткацких станов суровье в особом широком наклонном ступенчатом корыте с мыльной водой толкли тяжелые механические деревянные песты с уступчатой поверхностью, отчего оно осаживалось и становилось плотнее, волоконца шерсти сваливались вместе, как в войлоке. Правда, материал при этом давал сильную усадку (до 1/3 первоначальной площади), зато становился очень плотным, без малейшего просвета между основой и утком. Толстые крестьянские сукна так и шли в продажу, а на барское платье шли сукна тонкие, расчесанные после валяния и обработанные горячими вальцами.
Крестьянских сукон, собственно, было не много. Обычно это было полусукно: при тканье основой служила пеньковая нить, а уток был шерстяной. Например, это был пониток – полусукно, из которого в некоторых, главным образом южных губерниях, шилась крестьянская праздничная одежда, тоже называвшаяся понитком. А самым распространенным полусукном была армячина, из которой и шились всем известные хотя бы по названию крестьянские армяки (они же азямы или чапаны). Для них предпочиталась привозившаяся с Нижнего Поволжья верблюжья шерсть – более грубая, но и теплая. Плотно свалянная армячина еще и дубилась, окрашивалась в горячем отваре дубовой коры, отчего становилась плотнее и не гнила. В отрочестве я нашел на чердаке деревенского дома кусок коричнево-красноватой армячины, так в зимний мороз она даже на ощупь казалась теплой. Зажиточные крестьяне и мещане, даже и купцы средней руки носили казакины и поддевки крестьянского либо фабричного сукна. А кафтан (нынче, абсолютно утратив знание народной повседневности, любую крестьянскую одежду по невежеству называют кафтаном), одежда праздничная, шившаяся только из фабричного сукна и отделанная плисом, имелся далеко не у каждого деревенского парня или молодого мужика. Это была уже роскошь.
Часть шерстяной пряжи оставалась в крестьянских домах и шла на вязание рукавиц, перчаток, носков и паголенок – своеобразных толсто вывязанных орнаментированных гетр, закрывавших ногу от щиколотки до колена. Такие паголенки носили крестьянки в губерниях, находившихся южнее Москвы – в Рязанской, Тульской и т. д. Вязальный промысел был распространен чрезвычайно широко по всей стране. Однако были районы, где им занимались специально. Так, в т. н. Озерном крае, в северо-западном углу страны, он был довольно сильно развит в Олонецкой губернии, особенно в Каргопольском уезде, в немного меньших размерах – в Вытегорском и Пудожском уездах. Находился он исключительно в женских руках. Заработок вязей был ничтожен, опускаясь до 5 копеек в день, – из-за скупщиков, к тому же производивших расчет не деньгами, а товарами. В 70‑х годах XIX века благодаря появлению вязальных машин промысел стал падать, но к концу столетия, вследствие распространения этих машин в сельской местности, он вновь поднялся, встав на новую основу. Например, в Новгородской губернии почти в каждой избе можно было встретить одну, а то и несколько машин. Началось это в Рядовской волости, где в начале ХХ века насчитывали более 1000 машин. Заработок вязей повысился, но все же из-за влияния скупщиков ненамного. Средняя сумма заработка составляла 3, 4, много 5 рублей в месяц при рабочем дне в 12–14 часов. А вот организация вязальной артели в селе Рядок, с помощью земства, сразу подняла заработок на 60 %. На машинах стали вязать даже подростки, а то и мужчины.
Примерно в конце 50‑х – начале 60‑х годов ХХ в. приобрела большую популярность песня Людмилы Зыкиной «Оренбургский пуховый платок». Именно оренбургский, а не рязанский или костромской. Пуховязальный промысел из козьего пуха появился еще в конце XIX века в Оренбургской губернии и перешел отсюда в Пензенскую губернию. Более нигде им не занимались. В 1908 году в Оренбургском крае насчитывалось до 13 тысяч вязальщиц, изготовлявших около 36 тысяч платков на сумму более 150 тысяч рублей. Материал для их изготовления стоил 66 тысяч рублей, следовательно заработок составлял 84 тысяч, что давало на каждую вязальщицу около 7 рублей чистого заработка. Это довольно низкий заработок, что было связано с зависимостью мастериц от крупных и мелких скупщиков. Мастерица за три платка получала 6 рублей 74 копейки, а в Петербурге платок можно было купить уже за 5–12 рублей, в зависимости от качества, т. е. три платка должны были бы стоить не менее 25 рублей.