Русские народные сказители

Из того ли города из Муромля,
Из того села да Карочирова
Отправляется дородний добрый молодец,
А ведь старый казак да Илья Муромец.
Он заутрену тую христовскую
А стоял во городе во Муромле,
А хотел попасть к обедне в стольный Киев-град.
Брал у батюшки, у матушки прощеньице,
А прощеньице, благословеньице,
Кладывал он заповедь великую:
Не съезжаться, не слетаться во чистом поле
Да не делать боя-драки кроволития.
Одевает одежицу опальную,
А опальную одежу все военную,
Брал с собою он да саблю острую,
Свое длинное копье да муржамецкое,
Да берет свой тугий лук разрывчатый,
Да набрал он много стрелочек каленыих,
Брал с собою палицу булатнию,
А которая весом девяносто пуд.
Выходил Илья да на широкий двор,
Заходил в конюшню во стоялую,
Брал коня за повода шелковые,
А он малого Бурушка косматого.
Выводил коня он на широкий двор,
Становил коня он посреди двора,
Скоро-наскоро седлал да закольчуживал.
На коня подкладывает войлучек,
А на войлучек подкладывал подпотничек,
На подпотничек седелышко черкальское,
Да которое седелко изукрашено,
Разноцветным каменем усажено,
Драгоценными шелками изушивано
Да червонным золотом обивано.
Заседлал тут молодец добра коня,
И поехал молодец из широка двора,
С широка двора в раздольице чисто поле.
Его путь-дорожка в поле призамешкалась:
Он не мог попасть ко городу ко Киеву,
А попал ко городу Чернигову.
Усмотрел под городом Черниговым —
Нагнано там силушки черным-черно,
А черным-черно, как черна ворона.
Хочут черных мужичков да всех повырубить,
Да во том ли во городе Чернигове,
Хочут церкви божия на дым пустить.
Разгорелося сердце у богатыря,
А у старого казака Ильи Муромца,
Нарушал он заповедь великую,
Да просил себе он бога на помочь
Да пречисту пресвятую богородицу.
Припускал коня он богатырского
А на тую ли рать-силу великую,
Стал он силу с крайчика потаптывать,
Стал копьем колоть да из лука стрелять,
Из лука стрелять, рубить он саблей острою,
Протоптал он всех татаровей поганыих.
Отворялися ворота во Чернигов-град,
Выходят мужички-черниговцы,
Они низко ему да поклоняются,
Говорят дородню добру молодцу:
"Ай же ты, дородний добрый молодев,
А иди-ко к нам ты воеводою".
Говорит старый казак да Илья Муромец:
"Ай же вы, му́жички-черниговцы!
Не пойду я к вам ведь воеводою,
Укажите мне дорожку прямоезжую,
Прямоезжую дорожку во стольный Киев-град".
Говорят ему мужички-черниговцы:
"Прямоезжая дорожка заколодела,
Заколодела дорожка, замуравела,
Замуравела дорожка ровно тридцать лет.
Как у той ли реченьки Смородине,
Как у той ли грязи Черноей,
Как у той ли березоньки покляпоей,
У того креста да Леонидова
Сидит Соловей-разбойник Дидмантьев сын,
Сидит Соловей на семи дубах,
На семи дубах, на девяти суках.
Как засвищет Соловей по-соловьиному,
Закричит собака по-звериному,
Зашипит проклятый по-змеиному, —
Так все травушки-муравы уплетаются,
Все лазуревы цветочки отсыпаются,
Мелки лесушки к землям приклоняются,
А что есть людей вблизи, — так все мертвы лежат.
Прямоезжею дорожкою — пятьсот всех верст,
А окольною дорожкой — цела тысяча".
Так тут старый казак Илья Муромец
А просил себе он бога на помочь,
Припускал коня он богатырского
А по той ли дорожке прямоезжеей,
Прямоезжеей дорожкой в стольный Киев-град.
Подъезжал ко реченьке Смородине,
Да ко той ли грязи, грязи Черноей,
Да ко той ли березоньке покляпоей,
Ко тому кресту Леонидову.
Как завидел его Соловей-разбойничек,
Засвистел Соловей по-соловьиному,
Зашипел проклятый по-змеиному,
Закричал собака по-звериному, —
Так все травушки-муравы уплеталися,
Все лазуревы цветочки отсыпалися,
Мелки лесушки к землям да приклонялися,
А что есть людей вблизи, — так все мертвы лежат.
А у старого казака Ильи Муромца
А конь на корзни да спотыкается.
Так тут старый казак Илья Муромец,
Брал он в руки плеточку шелковую,
А он бил коня да по тучным бедрам,
По тучным бедрам, меж; ноги задние,
А ведь сам коню да приговаривал:
"Ах ты, волчья сыть, ты травяной мешок!
Не слыхал, что ль, посвисту соловьего,
Не слыхал, что ль, покрику звериного
Не слыхал, что ль, пошипу змеиного,
Ты везти не можь али идти не хошь?"
Отстегнул свой тугой лук разрывчатый,
Натянул тетивочку шелковую,
Наложил он стрелочку каленую,
А ведь сам он стрелке приговаривал:
"Ты просвистни, моя стрелочка каленая,
По тому остре́ю по ножевому,
Попади-ка в Соловья-разбойника,
А спусти-ка его да из сыра дуба,
Из сыра дуба на матушку сыру землю".
Сам спускал тетивочку шелковую,
А во тую ли стрелочку каленую.
Тут просвистнула стрелочка каленая
Да й попала в Соловья-разбойника,
Да й спустила Соловья с сыра дуба,
Из сыра дуба на матушку сыру землю.
Так тут старый казак Илья Муромец
Подъезжал он к Соловью близехонько,
Захватил он Соловья за желты кудри,
Заковал он ему да ножки резвые,
Завязал он Соловью да ручки белые,
Привязал ко стремени булатнему,
Сам поехал дорожкой прямоезжеей,
Прямоезжеей дорожкой в стольный Киев-град.
Так тут старому казаку Илье Муромцу
Случилось ехать мимо соловьина гнездышка.
А у этого Со́ловья-разбойника
Было три дочери любимые.
Посмотрела в окошечко тут старша дочь,
Говорит она да таковы слова:
"Наш-то батюшка сидит да на добром коне,
А везет мужика да деревенщину,
У правого стремени прикована".
Посмотрела в окошечко тут средня дочь:
"Наш-то батюшка сидит да на добром коне,
А везет мужика да деревенщину,
А у правого стремени прикована".
Посмотрела в окошечко тут младша дочь,
Говорит она да таковы слова:
"Ай, сестрицы мои да вы родимые!
А ведь окушком вы есть тупешеньки,
Умом-разумом вы есть глупешеньки, —
А сидит мужик да деревенщина,
А сидит мужик да на добром коне,
Наш-то батюшка у стремени прикованный.
Ай же мужевья наши любимые!
А берите-тка рогатинья звериные,
Да бегите поскореньку во чисто поле,
А убейте мужика да деревенщину".
Эти ли мужевья любимые
А брали рогатинья звериные,
Поскореньку выбегали во чисто поле.
Как завидел их Соловей-разбойничек,
Закричал тут Соловей да громким голосом:
"Ай же вы, зятевья мои любимые!
А бросайте с рук рогатинья звериные,
Подбегайте к добру молодцу близешенько,
Да берите-тко за рученьки за белые,
За его за перстни за злаченые,
Да ведите-тко его в соловье гнездышко,
Да кормите его ествушкой сахарноей,
Да попойте его питьицем медвяныим,
Да дарите ему дары драгоценные".
Этия ли зятевья любимые
Побросали с рук рогатинья звериные,
Подбегали к добру молодцу близешенько;
Хочут брать его за рученьки за белые,
За его за перстни за злаченые,
Провести его в соловье гнездышко.
Так тут старый казак Илья Муромец
Выдернул свою он саблю острую,
Отрубил у них да буйны головы.
Половину роет он серым волкам, ?
А вторую половину черным воронам.
А ведь сам себе да приговаривал:
"А не вам бы кус да и не вам поесть,
А не вам побить казака Илью Муромца".
Сам поехал дорожкой прямоезжею,
Прямоезжею дорожкой в стольный Киев-град.
Приезжал ко князю на широкий двор,
Становил коня он посреди двора,
Сам идет в палаты белокаменные,
На пяту он двери поразмахивал,
А он низко всем да поклоняется,
А князю Владимиру в особину,
Его всем князьям да подколенныим.
А Владимир-князь да стольно-киевской
Только что пришел от поздней от обеденки,
Садятся за столички дубовые.
Говорит Владимир таковы слова:
"Ты откудошний, дородний добрый молодец?
Ты с какой земли да из какой орды,
Ты какого отца да ты есть матери?
Ты какого будешь род-племени,
А ведь как тебя да именем зовуть,
Удалого звеличают по отечеству?
А по имечку тебе ведь можно место дать,
По отечеству тебя пожаловать".
Говорит старый казак Илья Муромец:
"Есть я из города из Муромля,
Из того села да Карочирова,
Илья Муромец да сын Иванович.
А приехал я да во стольный Киев-град,
Послужить тебе я верой-правдою,
Защищать я буду веру православную".
Говорит тут князь Владимир стольно-киевской:
"Ай же, старый казак ты, Илья Муромец,
Ты какой дорожкой ехал в стольный Киев-град,
Прямоезжею или окольною?"
Говорит старый казак Илья Муромец:
"Ай же князь Владимир стольно-киевской,
А ведь ехал я из города из Муромля
Прямоезжею дорожкой в стольный Киев-град".
Говорит тут князь Владимир таковы слова:
"Во глазах, мужик, ты насмехаешься —
Где тебе проехать дорожкой прямоезжеей:
Прямоезжая дорожка заколодела,
Заколодела дорожка, замуравела,
Замуравела дорожка ровно тридцать лет.
Как у той ли реченьки Смородине,
Как у той ли грязи, грязи Черноей,
Как у той ли березоньки покляпоей,
У того креста да Леонидова
Сидит Соловей-разбойник Дихмантьев сын.
Как засвищет Соловей по-соловьиному,
Закричит собака по-звериному,
Зашипит проклятый по-змеиному,
Так все травушки-муравы уплетаются,
Все лазуревы цветочки отсыпаются,
Мелки лесушки к землям да приклоняются,
А что есть людей вблизи, — так все мертвы лежат".
Говорит старый казак да Илья Муромец:
"Ай же князь Владимир да стольно-киевской,
А ведь Соловей-разбойник на твоем дворе,
На твоем дворе да на моем коне,
А у правого стремени прикованный".
Так тут князь Владимир стольно-киевской
Со своими князьями да боярами
Выходили поскореньку на широкий двор
Посмотреть на Соловья-разбойника.
Как увидели Соловья-разбойника,
Говорит тут князь Владимир таковы слова:
"Ай же Соловей-разбойник Дихмантьев сын,
Засвищи-ка, Соловей, по-соловьиному,
Закричи, собака, по-звериному,
Зашипи, проклятый, по-змеиному".
Говорит ему Соловей-разбойничек:
"Ай же князь Владимир стольно-киевской,
Не у тя сегодня я ведь ел и пил,
Не тебя я буду слушаться".
Говорит ему казак Илья Муромец:
"Ай же Соловей-разбойничек Дихмантьев сын,
Засвищи-ка, Соловей, во по́лсвиста,
Закричи-ка, Соловей, во по́лкрика,
Зашипи-ка, Соловей, во по́лшипа".
Говорит ему Соловей-разбойничек:
"Ай же старый казак Илья Муромец,
Запечатались мои кровавы раночки,
А налейте вы мне чару зелена вина".
Так тут налили чару зелена вина,
Да не малую стопу — на полтора ведра.
Так тут Соловей-разбойничек Дихмантьев сын
Выпил эту чару зелена вина, —
Чуял свою скорую кончинушку,
Закричал Соловей во полный крик,
Засвистал Соловей во полный свист,
Зашипел проклятый во полный шип.
Так все травушки-муравы уплеталися,
Все лазуревы цветочки отсыпалися,
Мелки лесушки к землям приклонялися,
А что есть людей вблизи, — так все мертвы лежат.
А у князя с теремов высокиих
Все хрустальные стеколышки посыпались,
А Владимир-князь да стольно-киевской,
А он по двору да в круги бегает,
Куньей шубкою да укрывается.
Говорит казак да Илья Муромец:
"Ай же Соловей-разбойник Дихмантьев сын,
Что ты моего наказа не послушался?
Я велел свистеть тебе во по́лсвиста,
Я велел тебе кричать во по́лкрика,
Я велел тебе шипеть во по́лшипа".
Говорю ему Соловей-разбойничек:
"Ай же старый казак Илья Муромец,
А ведь чуял я скорую кончинушку,
Оттого свистал во полный свист,
Оттого кричал во полный крик,
Оттого шипел во полный шип".
Так тут старый казак Илья Муромец
Брал Соловья за белы руки
И повел на поле Кули́ково,
Положил на плаху на дубовую,
Отрубил ему да буйну голову,
Половину роет он серы́м волкам,
А вторую половину черным воронам.
Так ведь с той поры да с того времени
А не стало Соловья-разбойника
А на славной матушке святой Руси.
Да ведь тем былиночка покончилась.