Русские народные сказители

И кабы знали вы, народ да люди добрые,
И про мою злодей великую обидушку!
И я иссохла-то, бессчастна, на резвы́х ногах,
Истомилася, победна, по божии́м дням
Без своей милой любимоей семеюшки,
Уж я гля́дячи на сердечных своих детушек.
И без ветра́ да я, горюша, пошаталася
И со белы́м светом, победна, порассталася,
И я не знаю в горя́х добрыих-то людушек
И не примечу свое род-племя любимое.
И отрекнулася от роду я от племени,
И от своей да я природы именитой,
И со своим да я великиим бессчастьицем,
И во злодийноем проклятом бесталаньице.
И горегорькая бессчастна моя молодость,
И мне-ка жизнь, бедной горюшице, — сиротская
И без своей да без надежной мне головушки.
И мне куды, бедной горюше, подеватися?
И я от бережка, горюша, откачнулася,
Я ко дру́гому, бессчастна, не прикачнулась.
И я быв за́гнанной упалой серой заюшко,
И со дитями-то, горюша, горносталюшко,
Как под этим под катучим белым камешком.
И у меня, да у победной у горюшицы,
И без угару болит буйная головушка,
Ой, в бессчастном горегорькоем живленьице.
И мне-ко, ро́стячи сиротных малых детушек,
И нет почёту-то от братцев богоданныих
И краснословья от невестушек-голубушек,
И приберёгушки сердечным нету детушкам.
И у стола да мои детушки едучие,
И во фатере мои ди́ти хлопотливые,
И быв на у́личке сердечные дурливые.
И как пойдут мои сердечны бедны детушки
И во фатере по дубовоей мостиночке,
И станут и́скоса ведь дядюшки поглядывать,
И станут и́зрыхла ведь дяйны поговаривать.
И подойдут да глупы ма́лы эти детушки,
И хоть ко этому столу да ко дубовому,
И к хлебу-соли-то они да дару божьему.
И возгорчатся тут спацливы эти дяденьки
И на бессчастныих сердечных моих детушек.
Их подернут-то за белые за рученьки,
Их отпёхнут от стола да от дубового,
И глупых щёлкнут их во буйную головушку,
Их подёрнут-то за желтые волосушки,
И от стола пойдут дети́, как подарёные,
И от дубового пойдут да со обидушкой,
И как ко мни идут, горюше, с горючми слезми.
И надо каменну ретливу быть сердечушку:
И возьму детушек за бе́лы я за рученьки,
И во слезах скажу, печальная головушка,
Я сердечныим бессчастным малым детушкам:
"Уж вы, глупы мои ди́ти неразумные,
И вы сидели бы, бессчастны, в дверном уголку,
И вы бы на́ этой брусовой белой лавочке,
И вы бы на грех-от к столу не подходили бы
И на обидушку к дубо́ву не садились бы."
Как спесивые свирипы эти дяденьки
И покоряют все победную головушку:
Что нет пахаря на чистом у тя полюшке,
И сенокосца на луговых нет на поженках,
И воскормителя ведь нет в доме родителя,
И нет надиюшки в доме у нас великоей,
И тепло-красного миженска нету солнышка.
И я сама, бедна кручинная головушка,
И боячи́ хожу по хоромному строеньицу,
И я со страхом по дубовыим мостиночкам,
И все не чувствуют ведь братцы богоданные,
И не в понятии ветляные нешутушки,
И за кого ж служит надежная головушка,
И он во этой грозной службе государевой.
И не за мир да ведь он служит-то крещеной,
Не заменил да он суседа спорядового
И заменил да светов-братьицев родимыих.
И хоть бы господа-то бога побоялися,
И хоть бы добрыих людей да постыдилися —
И обиждать меня, победную головушку,
И отсылать да от стола ведь от дубового
Уж как этыих бессчастных малых детушек.
Уж я так бедна, горюша, приобижена.
И можно знать-ведать ветлянымм нешутушкам
И про меня, да про бессчастную головушку.
И хоть я со́йду на крестьянскую работушку,
Я по утрышку, горюша, ведь ранешенько,
И не жалею я, победна, своей силушки,
И не своих да я, бессчастна, белых рученек,
И все на этой на крестьянской я работушке.
И не погля́даю, горюша, я победная,
И выше лесушка ведь я да по поднебесью,
И не гляжу, бедна, на красно это солнышко,
И я не мешкаю часов да все минутныих.
И все я думаю, победная головушка:
Я бы прячучи работушку припрятала,
Я заботушкой крестьянску бы сработала.
И все я мыслю-то бессчастной своей мыселью,
И я сама себя, горюша, не жалею ведь:
И может, в честь дойду я братцам богоданныим,
И в доброумьице невестушкам-голубушкам.
И хоть меня, бедну горюшу, ненавидели бы,
И хоть бы детушек моих да не обидели,
И от дубового стола да не отдёрнули,
И во обидную головушку не щелкнули.
И, знать, работушкой добротушки мне не́ видать,
И малым детушкам краснословьица ведь не́ слыхать.
Я приду да со работушки позднёшенько,
И как мои бедны сиротны малы детушки,
И они спят да малы ди́ти голоднёшеньки,
И на полу́ бедны дети́ да на дубовоем.
И им не у́стлана пуховая перинушка,
И как не у́брано им складнее сголовьице,
И по-хорошему дети́ да не уложены
И соболиным одеялом не укрываны.
И они спят, бедны бессчастны, на голы́х доска́х,
И белы рученьки у их да пораскиданы,
И белы ноженьки у их да поразметаны.
И не ведают сердечны малы детушки
И меня стретить-то на ши́рокой на у́личке,
И рассказать мне-ка, горюше, поразжалиться,
Что ведь голодны сердечны они детушки.
Я ступлю да во хоромное строемьице,
Я сгляну да тут во дверной этот у́голок
И на бессчастныих сердечных своих детушек:
И малы детушки ведь спят да призаплакавши.
И тут подломятся бессчастны резвы ноженьки
И у меня, да у победной у головушки.
И тут сердечушко мое да заобидится,
И буйна го́лова моя да закручинится,
И ушибать станет тоска неугасимая,
И утолять станет кручинушка великая,
И текут слезы у горюши из ясны́х очей.
И хоть трудным приду, горюшица, труднёшенька,
И хоть усталая приду да опристалая,
Хоть на работушке ведь я да притрудилася,
И хоть женску свою силу придержала всю,
И белы рученьки, горюша, примахала ведь,
И не посмею же, печальная головушка,
И на удох сесть на брусовую на лавочку,
И устлать детушкам пуховую постелюшку,
И убрать детушек победных, укуволить.
И тут спрошусь да у ветляныих нешутушек:
"И во дворе ль да вся любимая скотинушка?"
И приответят хоть ветляные нешутушки
И мне-ка с грубости победной, не с весельица:
"И вся любимая скотинушка призабрана,
И вечерняя стряпня у нас состряпана".
Я спрошусь еще, победная головушка,
И доложусь да у ветляныих нешутушек:
"И накрывать ли мне на стол да на дубовой,
Мне ведь ладить ли то ужина вечерняя?
Вы дозволите ль, ветляные нешутушки?
И вы допустите ль к столу да ко дубовому?"
Хотя ж искоса они да ведь погля́дают,
Изрыхла́ со мной, ветляны, спроговаривают:
"И видно, го́лодна пришла да ты ведь хо́лодна,
И ты спешишь все ко столу да ко дубовому,
Ты торопишься на спокойну темну ноченьку".
И тут пойду, бедна горюша, заобижуся,
И наклоню свою бессчастну буйну голову,
И утоплю очи, горюша, о дубовой пол,
И причитаю тут, горюша, потихошеньку,
И горьки слезушки рушу да помалёшеньку.
И с горя со́йду в мелко рубленную клеточку,
И с тоски сяду на тесовую кроваточку,
Я сшибать стану бессчастны белы рученьки,
Я к бессчастному, горюша, ретливу́ сердцу́ —
И подожму с горя я зяблую утробушку,
И с тоски стану я, горюша, причитать,
И проливать стану, обидна, горючи́ слезы.
Спамячу да тепло-красное свое солнышко
И свою милую надежную головушку,
И спамятую я великое желаньице.
И не забуду во всю летну эту ноченьку.
И быв кокоша во сыром бору кокует,
И также летну эту ночь я протоскую.
И я раздумаюсь победным своим разумом:
И хоть я в горюшке, победна, — на свое́й воле,
И хоть в обидушке, горюша, — в своей сто́роны.
И, может, милая любимая семеюшка
Уж летной, может, день да на страженьице,
И, может, в темную он ночь да на сто́рожьице,
И на часа́х стоит ведь он да на всенощныих
И все не и́мает спокою темной ноченькой
И под неволюшкой во службе государевой:
И я того, бедна горюша, соболезную,
И жаль-тошнёшенько надёжноей мне головушке.
И умом думаю, победным своим разумом:
Нету в живности надежной, знать, головушки,
И нету весточки, горюше, мне ни грамотки,
И не могу да знать победна я головушка:
"Аль ученьице ему было мученьице,
И пришла да ему скорая смерётушка
Со тяжелыих солдатскиих побоюшков.
Аль в сраженьице его да заразили,
И оружьицем его да застрелили,
Аль востры́м копьем ведь грудь да прокололи,
И сердечушко ль его там кровью запечаталось".
И пораздумаюсь победным своим разумом:
И далеко да свет надёженька повыслана,
И он во дальную сторонку не в знакомую,
И во другую да он землю не в бывалую,
И за горушки, мой свет, да за высокие,
И за темны́ леса, надёженька, дремучие,
И он за синие за славные за морюшка,
И за круглые за малые озерышка.
И, может, птиченька туды да не пролетывает,
И, может, червышек туды да не проплывает.
И не могу да знать, печальная головушка,
И, может, нет да ему вольной столько волюшки,
И повзыскать там писаречков хитромудрыих,
Что писать бы скорописчатую грамотку.
Еще в ум возьму победна я головушка:
И, может, при́брал бы слободну пору-времечко,
И повзыскал бы писаречка хитромудрого,
И не пригодилось золотой казны по надобью —
И чтоб нанять да писаречка хитромудрого.
И нашелся писаречек хитромудрый,
И не случилось лист-бумаженьки гербовые,
И там не на чем писать да скорописчатоей грамотки
О бессчастноем о солдатскоем живленьице
И горегорькоем ему да похожденьице.
Уж как я же ведь, кручинная головушка,
И кабы знала я, горюша, про то ведала,
И он в какой земле, надёжа, во какой орды,
И он в какой орды да в каком городе,
И почастёшеньку я писемка писала бы.
И заложила бы я цветно свое платьице,
И я богатому б суседу спорядовому,
И я бы взя́ла золотой казны бессчетноей,
И я сходила бы во уличку рядовую,
И обошла бы я вси лавочки торговые,
И накупила бы я бумаженьки гербовые,
И я бы на́шла писаречика разумного,
Я разумна писаречка хитромудрого,
Хитроумна молодца новогородского,
И написала бы письмо да я умеючи:
Уписала бы, горюша, горючми слезми,
И запечатала письмо бы я кручинушкой.
И рассказала б я, победная головушка,
И про свою да жизнь бессчастну про сиротскую,
И про своих милых бессчастных этих детушек,
И каково да е от дядюшек желаньице,
И от дяденек ведь им да краснословьице.
И как тебя, да мою милую сдержавушку,
И во злодийну эту службу провожали
И много всячины они да засуляли,
И они господа в поруку нам давали,
И не обидят что солдатку горегорькую,
И беречь будут-то сердечных твоих детушек.
И как на службу-то тебя да проводили,
И в один год они тут все да позабыли.
И без тебя, да без надёжноей головушки,
И часто спят да малы детушки без ужины.
И не обутые они да не одетые.
И у стола да слывут детушки едучие,
И во избе да твои дети хлопотливые.
И я сама, слыву победная головушка,
И от твоих да светов-братьицев родимыих —
И я не трудничкой слыву да не работничкой,
И я не скорыим слыву да послушаньицем.
И от невестушек слыву да я голубушек,
И слововольноей солдаткой самовольноей.
И все ответ да е от братцев богоданныих
И уж как мне-кова, кручинноей головушке:
"И ты не дольщица теперь да не участница,
И все крестьянскоей ведь ты да нашей жирушки".
И приотказана бессчастна я головушка
И от доброго хоромного строеньица,
И от любимоей ведь я да от скотинушки.
И как болезные сердечны наши детушки
И от дубового стола да приотпехнуты,
И в буйну го́лову они да принащелканы,
И в желты во́лоса они да принадерганы.
И как обидят-то бессчастных наших детушек,
И у меня ж тут, у победной у головушки,
И на три ряд мое сердечко прирастрескает,
И на четыре ряд утробы перелопает.
И теперь-нонече, бессчастная головушка,
Я во дверноем, горюша, живу у́голку
И на дверноей, горюша, сижу лавочке,
И по конец стола сижу да я дубового.
И без тебя, да без надежноей сдержавушки,
И со сердечными рожеными со детушкам,
И нам еденьице, победныим, — сухарики,
И нам питемьице, бессчастным, — холодна́ вода,
И закатился-то катучий синий камешек
На моем да на бессчастном ретливо́м сердце́ —
И всё на зяблую победную утробушку.
И застудила-то теперь да холодна вода!
И во слезах да я не вижу света белого
И во обидушке, горюша, красна солнышка.
И я не знаю-то, горюша, проживаю как,
И быдто птиченька, горюша, заблудящая,
И одиноко в лесах деревце шатучее.
И быдто вёшная вода да разливается,
И так тоска у мня, победной, разгоряется.
И сытой выточки, горюша, не едала
И крепка сну, бедна горюша, не сыпала.
И мне в осенну ночь кручина наб высказывать
И надо писарю ведь в летной день выписывать.
И у меня, да у бессчастной у головушки,
Уж ведь три поля кручинушки насеяно
И три озерышка горючих слез наронено.
Охти, мне, мне-ка, горюшице, тошнёшенько!
И не дай боже ведь того да не дай господи
И оставаться без надежныих головушек,
И возрастать да ведь сиротных малых детушек,
И приголубить-то сердечных столько некому,
И огрубить-то, досадить да дете́й есть кому.
И буйны ветрышки на детушек навеются,
И спорядные суседки поразжалятся
И нынь мне, да все кручинноей головушке:
"Самовольны твои детушки без немные,
И на ши́рокой на уличке дерливые,
И что солдатские дети́ да хлопотливые".
И тут я сгрустнуся, печальная головушка,
И уж я на́ своих сердечных своих детушек:
"И мне-ка дал господь, владыка многомилостливой,
И мне-ка на́ тоску детей да на заботушку,
И да мне на́ грехи детей да на остудушку".
И я раздумаюсь бессчастным своим разумом:
И куды класть-девать сердечных своих детушек?
И во работнички ль отдать — дети малёшеньки,
И в пастухи ли то отдать — дети глупёшеньки.
Приклоню лучше бессчастну буйну голову
И я ко светушкам ко братцам богоданныим,
И покорю свое ретливое сердечушко
И я ко милым ко ветляныим невестушкам,
Чтоб меня, бедну горюшу, не спокинули
И не спустили бы бессчастных моих детушек
И да их по́ миру-то, бедныих, шататися
И по подоконью, победных, столыпатися.