Русские народные сказки Сибири о богатырях

Поутру встает большей брат, видит — стрелки опеть вышиты.

— Что же, брат, Иван Месяцов сын, видал кого-нибудь в эту ночь?

— Не видал никого.

— Не есь ты каравулыцик, Иван Месяцов сын! Нуко, середней брат, Иван Солнцов сын, становись ты в каравуль на эту ночь.

Стрелки опеть поставили голы.

Стал на каравуль Иван Солнцов сын. Сидел, сидел — никого не видал. Залез в перо, его пригрело, Иван Солнцов сын и заснул крепко и никого не видал.

Поутру встают братья. Иван Кобыльников сын смотрит стрелки. А стрелки ешшо того лучше вышиты всяким цветам.

— Что, брат, Иван Солнцов сын, видал кого-нибудь в эту ночь?

— Никого не видал.

— Не есь ты, брат, каравульщик, Иван Солнцов сын.

Подошла третья ночь.

— Ну, вы, братья, не есь каравулыцики. Заходите в юрту, ложитесь спать, покаравулю эту ночь я. Докуль будут над нам смеяться?!

Сидел-сидел, близ полночи уж подошло, Иван Кобыльников сын залез в шерсь. Слышит — шум. Прилетают три колпицы.

Ударились о земь — доспелись красными девицами. И подкосились всяка ко своей стрелке, и доспели хохотаньё: «То, — говорит, — моёго милого стрела, — и та говорит, — моёго милого, — и третья говорит, — моёго милого!»

И потом Иван Кобылышков сын и тайным образом подкрался под их кожухи и крылья и склал в карман.

До ставальной поры все вышивали и хохотали. Меж тем дошло время, когды лететь.

Соскочили и побежали ко своим кожухам и крыльям. Хватились — на том месте нету.

— Ах, — говорят русским языком, — сестрицы родимые, спропали мы! Нас суда рок носил!

— Хто, — говорит, — здесь хрешшоной? — Марфида-царевна спрашиват. — Ежели старше нас — будь отец наш, ежели младче нас — будь брат наш, ежели ровня наша — будь обручиик мой.

Иван Кобылышков отвечат в шерсте:

— Да верно ли твое слово будёт?

— Царско слово три раз не говорится, раз только говорится.

Он выходит из шерсти.

Ну, он сколь красив, а она красивше его ешшо. Он ей заглянись так любезно, а она ему заглянись и пушше того. Тожно сошлись рука в руку, перстням золотым переменились и потом поцеловались и сказал:

— Люби ты меня и я тебя!

И она ответила:

— А хто у тебя товаришши? У меня сестры есь.

Потом он своих братовьёв стал будить.

— Эх, братья, сонны тетери, вставайте!

Они стали, вышли из юрты.

— Ну, вот вы, каравульшики, не могли скаравулить, хто к нам ходил. Почему и скаравулил себе обручницу и вам товаришшов.

И тем же поборотом и братья взяли своих жен и обручились. И стали в этой же юрте поживать все шесь человек.

Переночуют ночь, а наутро оставляют жен домовничать, сами уходят поляничать.

Вдруг стал Иван Кобыльников сын замечать над своим бабам, наипаче над своей: стала блёкнуть, сохнуть. И стал он говорить братовьям:

— Что жа, братья, стало быть к нашим женам кто-нибудь ходит, оли оне стали печалиться.

На другой раз заметил у них под юрту норы вырыты. Не понадеялся на братовьев, послал их поляпичать.

— Ступайте, — говорит, — с сегодняшнего дня поляничать, а я останусь каравулить.

Братья ушли в самы полдни.

Иван Кобыльников сын остался на каравуле.

Выпалзыват огненной змей в юрту и принялся груди сосать у жен. Тем он их и крушил и сушил. Натянул он свой тугой лук, наложил калену стрелу и прямо его в грудь ударил.

Он покатился с его обручницы, с жены прямо в нору. Только ответил русским языком:

— Ну, Иван Кобыльников сын, жди ты меня через три дни с огненной тучей.

Собрались братья. Иван Кобыльников сын говорит:

— Ну, братья, давайте в трои сутки стрелы доспевать. Нашел я супостата. Только я убить вовсе не убил, а только ранил. Вот через трои сутки обешшался он прибыть с огненной тучей.

И в трои сутки они доспели луки да стрелы. На последни сутки делали, делали… Иван Кобыльников сын и говорит:

— Ну, Иван Месяцов сын, поди-ко, посмотри, подвигатся ли где туча.

Иван Месяцов сын вышел и говорит:

— Ох! Братья, подыматся от земли туча черна.

Не через долгое время посылат Иван Кобыльников сын Ивана Солнцова сына.

Вышел Иван Солнцов сын и отвечат:

— Ох! Братья, туча огромадная идет, близко и близко подходит.

Не через долгое время выходит Иван Кобыльников сын — туча по-над головой.

И давай оне биться, и давай биться. Бились, бились — треть тучи ушли. И Ивана Месяцова сына убили. Три трети осталось. Бились, бились — половину тучи убили, и Ивана Солнцова сына убили. А половина тучи осталась, войска «нечистов-дьявольков». Бился, бился Иван Кобыльников сын, треть тучи побил, и его побили. Заб рала ихних жен и увела — энта треть остальная.

Кобыла по лесу гуляла-ходила. Хватилась свово сына и побежала стрелку искать. Прибежала в это войско с головы, стрелку доискалась. Стрелка обронена.

— Должно быть неживой мой сын!.. И давай ходить по головам. Ходила, ходила — нашла его голову с туловишшем. Взяла его лизнула, обвернулась, задом ляггнула — он сросся; другой раз лизнула, задом обвернулась, лягнула — он вздрогнул; третий раз лизнула, задом обвернулась, лягнула — он и на ноги встал.

— Ох! Мамаша, — говорит, — я долго спал. Оживи, — говорит, — моя родительница, моих товаришшов, Ивана Солнцова сына и Ивана Месяцова сына.