Русские народные сказки Сибири о богатырях

— Да что запечалился. Тебя отпустил на волю, а сам попал под неволю. Пришлось мне уйти в друго государство от своего родителя за то, что тебя отпустил на волю. Он бы меня исказнил все равно.

— Не печалься, Иван-царевич. Я твоему горю помогу. Вот тебе на письмецо и иди, куда глаза глядят. Долго ли, коротко ты пройдешь, увидишь терем. В тереме на лавочке будет сидеть моя сестра, младшая. У ней есть двенадцать жеребцов медных, гривы серебряны. Хоть их ей и жалко будет отдать, но по просьбе братовой она их тебе уступит. А сверх этого даст тебе тринадцатого жеребца, богатырского. Ты в право ухо залезешь, в лево вылезешь и всю богатырску силу за собой вынесешь и будешь богатырем всемогучим.

И вспорхнулся и улетел.

Иван-царевич (а так-то бы Боба-королевич) пошел, куды глаза глядят. Долго ли, коротко он шел, видит — стоит терем. Сидит на крыльце девица, лет двадцати.

— Куда, молодец, путь держишь?

— А я, гыт, иду, несу письмецо от брата, от Черного ворона. Где-то есть его молодая сестра. И вот он приказал передать письмецо.

— Да, гыт, вот я сама, сестра Черного ворона.

Но подает ей письмецо, она прочитала.

— Да, — говорит, — есть у меня двенадцать жеребцов медных, гривы серебряны. Хотя мне и жалко их отдать, но по просьбе братовой уступлю их тебе. А сверх того дам тебе тринадцатого жеребца, богатырского. В право ухо залезешь, в лево вылезешь — и всю богатырскую силу за собой вынесешь и будешь богатырем.

И сказала:

— Когда приедешь к царю, что дал задание, то богатырского коня отпусти в чистое поле и уздечку спрячь под колоду и двенадцать жеребцов пригонишь на конюшню. II вот тебе дам разноцветную скатерть. Ты развернешь ее — перед тобой будут вина, закуски, выпивка и всякое развлечение.

Ну, ладно. Таким путем забират этих двенадцать жеребцов, а сам садится на богатырского жеребца и погнал их к царю.

Пригонят их к царю в друго государство, у своего богатырского коня в одно ухо залез, в друго вылез — опять сделался таким же пришлым. Отпустил коня в чисто поле, уздечку спрятал под колоду и пригонят жеребцов на конюшню. Пригнал двенадцать жеребцов медных, гривы серебряны. Поставил жеребцов, дал корму.

Дело к вечеру. Идет царь, значит. Видит: свет в конюшие загорел. Что такое? Являтся.

— Но что, задание мое исполнил?

— Так точно. Исполнил, ваше императорское величество. Пригнал двенадцать жеребцов медных, гривы серебряны.

— Ладно.

Царь принял их и говорит потом дяде:

— Каким подарком одарим Бобу-королевича?

А дядя говорит:

— Каки ему подарки! Вот дадим шесть кусочков хлеба на тарелке и будет с него. (А дядя наладил стрехнины отравить его.)

Но царь несет:

— Вот тебе подарок, шесть кусочков хлеба, за двенадцать жеребцов медных, гривы серебряны.

Он поблагодарил царя и пошел в конюшню. Боба-королевич ничо не знат: то ли ись, то ли не ись эти шесть кусочков. О что-то запнулся, упал. Подвернулась тут к нему собака. Цоп кусок! — и перевернулась кверх ногами.

— О! Дак это, значит, отрава, это дядя, видно, их ладил! Взял и остальные кусочки в помойну яму бросил.

Ну ладно. День к вечеру. Загорелся в конюшне свет. Музыка заиграла. Скатерть расстелил — вина, закуски — все перед ним.

Царска дочь выходит на крыльцо, смотрит, слушат. Думат, что такое. У Бобы-королевича развлечение какое- то идет (она не знала, что Иван-царевич, она думала, что он Боба-королевич).

— Дай пойду на конюшню. Приходит:

— Оеё!

И музыка играт, и пение идет — и все.

— Боба-королевич, это что у вас за веселье?

— А вот у меня разноцветная скатерть. Сверну — ничо не будет. Разверну — все передо мной: выпивка, и закуска, и музыка — и все. Целый театр.

— Подари меня этим подарком! — говорит царская дочь.

— Ладно, — говорит.

Взял свернул и отдал. Сам опеть остался ни с чем.

Раз такой подарок, она начала чаще бегать к нему. И днем раза три-четыре зайдет, и вечером бежит туды.

Развернет скатерть — все есть. Свернет — ничего нет.

— Вот так подарочек! — думат.

Но, ладно. Дядя начал ревновать хуже. Злится. Приходит к царю и говорит:

— Ваше императорское величество, не разрешите Казнить, а разрешите речь говорить.

— В чем дело?

— Боба-королевич не желат за этими жеребцами ходить. Это каки жеребцы, это не жеребцы! А у нашего царя есть двенадцать жеребцов серебряных, гривы золотые. Вот те жеребцы, а это каки жеребцы!

Царя заело опеть. Призыват Бобу-королевича к себе:

— Вот, Боба-королевич, ты не желать за этими жеребцами ходить, а говоришь, что у вашего царя есть двенадцать жеребцов серебряных, гривы золоты. Вот ты их должен украсть и предоставить мне. Иначе, вот мой меч — голова твоя с плеч.

Боба-королевич опеть задумался.

— Где же я их достану? Это мне счастье попало в первый раз достать.

Но и опеть пошел. Долго ли, коротко шел, сял и сидит. Запечалился.

— Эх, — говорит, — Черна ворона я опустил на волю, а сам попал под неволю. Нет мне жизни нигде.

Ниоткуда — пых! — Черный ворон:

— Что ты запечалился, Иван-царевич?