Французов очень беспокоила мысль о возможности распространения в России и за границей неверных сведений о мерах, принятых французским командованием в отношении русских бригад. Эти сведения, несомненно, должны были бы быть использованы в России крайними элементами, для возбуждения умов как против Франции, так и против Временного правительства в России. Вследствие этого в Петроград военному атташе при французском посольстве была послана 4 июня телеграмма от французского военного министра, которой требуется категорическое опровержение всяких слухов о каких бы то ни было насильственных действиях, принятых во Франции по отношению к русским бригадам. Рекомендовалось засвидетельствовать о проявленной русскими бригадами храбрости на французском фронте и о наличии в рядах этих бригад больших потерь, которые и вынудили оттянуть эти части с фронта для их пополнения. Некоторое возбуждение, замеченное в их рядах, должно было быть приписано революционной пропаганде и переходу бригад на новое положение, установленное статутами, вновь изданными русским Временным правительством. В этих условиях французское военное командование сочло своим долгом сосредоточить русские бригады в одном из внутренних лагерей (La Courtine), дабы дать бригадам возможность прийти в спокойное состояние и заняться осуществлением необходимых мероприятий по сведению их в одну дивизию.
Так как во Франции в данное время ощущалась острая нужда в рабочих, в особенности для обработки полей, то уже через несколько дней по прибытии в лагерь первых эшелонов русских войск было возбуждено ходатайство о привлечении солдат из лагеря La Courtine к сельскохозяйственным работам. Французские власти, однако, очень недоверчиво отнеслись к этим ходатайствам и, напротив, настаивали на принятии разного рода изоляционных мер для ограждения местного населения от проникновения пропаганды.
Таким образом русские войска сразу почувствовали себя как бы на некотором особом положении.
Время показало, что решение французских властей о размещении обеих бригад в одном лагере было глубоко опасным ввиду различной степени распропагандирования бригад. Как читатель увидит несколько дальше, в 3-й особой русской бригаде сохранилось гораздо больше здоровых элементов, которые пытались даже вступить в борьбу с царившей кругом хаотичностью и разлагающей бездеятельностью.
Уже 8 июля, то есть через короткое время по прибытии бригад в Куртинский лагерь, командующий войсками Лиможского района доносил: «В русской дивизии произошел полный раскол. 3-я бригада отделилась от первой и обосновалась биваком в Mandrin в восьми километрах от La Courtine».
Что случилось? Чем может быть объяснено такое распадение дивизии надвое?
Старший французский офицер при дивизии, Commandant Lelong, так объясняет случившееся в своем донесении от 14 июля:
«Собрание обеих бригад обнаружило наличие в среде их чинов двух настроений: одно, разделяемое большей частью солдат 1-й бригады (и некоторой частью людей 3-й бригады), формулируется желанием добиться какою бы то ни было ценою возвращения в Россию и согласием сражаться только на русском фронте.
Второе – составляющее почти общее мнение чинов 3-й бригады и лишь некоторых элементов 1-й бригады – заключается также в стремлении возвратиться, если возможно, в Россию, но допускает боевую деятельность также и на французском фронте, если таково будет приказание Временного правительства.
Генерал Занкевич, в убеждении, что только второе настроение допустимо в войсках, решил разделить сторонников каждого из этих течений, не допуская их смешения[39]
.В результате большая часть 3-й бригады (за исключением пятисот – шестисот человек) и несколько сот людей 1-й бригады оставили на следующий день, 8 июля, барачный лагерь при селении La Courtine и стали биваком на границе лагерного участка (в районе Mandrin).
11 июля этот отряд сделал новый переход к северу и расположился биваком у селения de Felletin, где устроился штаб дивизии.
Остальная часть дивизии (то есть большая часть 1-й бригады и пятьсот – шестьсот человек 3-й бригады) – сторонники возвращения в Россию какою угодно ценой, остались в бараках лагеря «La Courtine».
Между ними образовалось расстояние в 23 километра…
Отряд, стоявший бивуаком у Felletin, проявлял даже желание организовать занятия. Commandant Lelong нашел для них учебное поле в четырех километрах и только некоторая удаленность помешала его использовать. Напротив, куртинцы пребывали в бездеятельности и постепенно запустили окончательно свою лагерную стоянку.
На почве бездеятельности развились разного рода болезни и алкоголизм. Особенно многочисленны были заболевания венерические. Один из врачей выразился так: «Можно сказать так, что болен весь отряд».