Судя по сопроводительной записке зампреда ГПУ Уншлихта от 22 августа 1922 г., первоначально на «высылку антисоветской интеллигенции за границу» у ЦК РКП (б) было запрошено 50 млрд руб. (из расчёта стоимости высылки одного человека из Москвы в Германию – около 212 млн руб.). Сюда входили следующие расходы: стоимость германской визы и продовольствия на двое суток дороги; железнодорожные билеты от Москвы до Себежа и от Себежа до Берлина, месячный прожиточный минимум в Берлине, как для политработника 3-й категории. Вскоре от этих расходов решили отказаться и переложить их на высылаемых, материальное положение которых и без того было крайне тяжёлым. Для того чтобы оплатить стоимость билета от Петрограда до Берлина (6 английских фунтов) и тем самым получить разрешение на выезд, почти всем им пришлось распродать последнее из того, что у них оставалось непроданным в течение последних лет (обстановку, библиотеку, одежду и пр.). По воспоминаниям писателя М. А. Осоргина «Как нас уехали» процедура высылки сопровождалась неожиданными курьёзами и заняла больше месяца. «Всесильное ГПУ оказалось бессильным помочь нашему „добровольному“ выезду за пределы Родины. Германия отказала в вынужденных визах, но обещала немедленно предоставить их по нашей личной просьбе. И вот нам, высылаемым, было предложено сорганизовать деловую группу с председателем, канцелярией, делегатами. С предупредительностью (иначе – как вышлешь?) был предоставлен автомобиль нашему представителю, по его заявлению выдавали бумаги и документы, меняли в банке рубли на иностранную валюту, заготовляли красные паспорта для высылаемых и сопровождающих их родных. Среди нас были люди со старыми связями в деловом мире, только они могли добиться отдельного вагона в Петербурге, причем ГПУ просило прихватить его наблюдателя, для которого не оказалось проездного билета; наблюдателя устроили в соседнем вагоне. В Петербурге сняли отель, кое-как успели заарендовать все классные места на уходящем в Штеттин немецком пароходе. Все это было очень сложно, и советская машина по тем временам не была приспособлена к таким предприятиям. Боясь, что всю эту сложность заменят простой нашей “ликвидацией”, мы торопились и ждали дня отъезда; а пока приходилось как-то жить, добывать съестные припасы, продавать свое имущество, чтобы было с чем приехать в Германию. Многие хлопотали, чтобы их оставили в РСФСР, но добились этого только единицы».
Итоги проведенной операции были проанализированы в ноябре 1922 г. в циркулярном письме «Об антисоветском движении среди интеллигенции», а также в «Обзоре деятельности антисоветской интеллигенции за 1921–1922 гг.», подготовленном Секретным отделом ГПУ. Причины, побудившие большевиков провести масштабную акцию против интеллигенции, разъяснялись в циркулярных письмах ГПУ в отношении каждой категории лиц, подвергшихся репрессиям (медицинские работники, агрономы, кооператоры, профессора и студенчество, журналисты и пр.). Например, в отношении высшей школы в циркулярном письме № 26 от 23 ноября 1922 г., было отмечено следующее: «Контрреволюционные элементы профессуры пытались и пытаются использовать кафедру высшей школы в качестве орудия антисоветской пропаганды. Многолюдные студенческие аудитории становятся центром возрождения буржуазной идеологии, проводниками которой являются ученые ревнители капиталистической реставрации. Профессура ряда высших учебных заведений Москвы и Петрограда провела весной с.г. ряд забастовок, где наряду с экономическими требованиями были выдвинуты и требования автономии высшей школы, свобода профессорских и студенческих ассоциаций. В этом движении, направленном на завоевание высшей школы как идеологического форпоста возрождающейся буржуазии, реакционная профессура, успевшая создать свои независимые организации (Объединенный совет профессоров г. Москвы и подобный же центр в Петрограде), опирается на буржуазные элементы студенчества, являющегося оружием в руках профессорских клик».
Главный в русском академическом союзе Берлина
Всеволод Иванович Ясинский (1884–1933)