Гонитель мой уже познал мою невинность и несправедливость своего поступка, но ужасные произнесенные им в первых движениях гнева клятвы не могут до особого случая изменить судьбу как дочерей моих, так и других соучаствующих и имеющих соучаствовать в их несчастье. Сама же я хотя и имею уже свободу помогать посторонним, но моим родственникам помочь не в состоянии; избавлению же своему помогли вы сами. Я лишилась силы моего знания до тех пор, как зачарованная Книга Судеб оказалась во власти одного пустынника, а кто он на самом деле, сказать я вам пока не могу; вам известно, каким образом вы лишили его этой Книги, но ее утратою вы помогли спасению своей жизни, ибо дух, принужденный вами принять образ крылатого коня, хотя и не мог вам не повиноваться, но пренебрегал ношей, не умеющей содержать его в покорности. Он хотел отмстить вам за бессмысленую вашу отвагу, вознамерившись сбросить вас в какую-нибудь пропасть. Счастье ваше состояло в том, что вы выронили из рук зачарованную книгу: та при падении своем в моем саду была подхвачена мною, и бездеятельность моя в помощи людям немедленно пресеклась. Я сохранила вас от гибели. Пустынник сожалеет об опасности, в которой вы оказались, потому что он своим волшебством узнал о вашем неосторожном поступке. Он ведает также, что книга эта, попав в мои руки, лишилась своего действия, но он об утрате этой не тужит, полагая, что это обстоятельство полагает начало к возвращению его собственного спокойствия. Впрочем, не жалейте о том, что вы попали в мои руки, судьба ваша у меня будет благополучнее, чем у пустынника. Я не могу открыть вам о вашей большего, но знаю, что вы предопределены к некоторому высокому званию, которое по довольного учения, познания света, обычаев и нравов его. Я лишилась моих детей. Годы ваши еще способны к наставлениям; я хочу занять место вашей матери, и от вас зависит принять от меня ваши будущие познания.
Я поблагодарил Зимонию за столь доброе ко мне расположение; и поскольку я не надеялся на снисхождение пустынника за нанесенный ему ушерб, то с радостью препоручил себя в покровительство моей благодетельницы. Я обитал у неё несколько лет и за эти годы получил совершенные познания о свете. Она преподала мне наставление во многих свободных науках: в нравственной и политической философии и в должностях человека, начиная от монарха до последнего земледельца. Прочее время мое я проводил в чтении полезных книг и в прогулках.
Наконец испытал я и то, что человек предназначен к общежитию: сколь ни спокойна была жизнь моя у Зимонии, но я начал скучать. «Я не знаю моих родителей, – размышлял я, – участь, к коей я предопределен, мне неизвестна. Какими же будут последствия моего обитания в этм замке? Он так пуст и повседневное обитание мое здесь так обыденно, что нельзя не пожелать хоть какой-то перемены. Пусть осужден я до некоторого времени не иметь сообщения со светом, пусть не должно видать мне и моих родителей, но сестра моя, обитающая в заточении у пустынника, должна ли быть подвержена своей участи? Не благопристойнее ли и ей обитать у Зимонии? Пустынник или надзиратель красавиц легко может быть подвержен искушению, которым удобно произвести неприятные для сестры моей последствия. Многие читанные мною повести показывали тому примеры».
Словом сказать, мне не верилось, чтоб сестра моя для благоденствия народов могла быть предуготовлена пустынником лучше, чем Зимониею, что бы там ни говорила на этот счёт Книга Судеб. Почему я и решил просить Зимонию о перенесении ее в одно со мною место. Зимония из прежних моих с нею разговоров знала уже, что я имею сестру, но причины, по которым она обитала у пустынника, либо были ей неизвестны, либо она мне открыть их не могла. Однако моя просьба не была ею отвергнута, она просила у меня только времени для призвания о том на помощь ворожбы. Совершая это, она сказала мне, что она не имеет власти исторгнуть мою сестру из рук пустынника, но что я могу сам покуситься на ее освобождение. Она обещала мне оказать со своей стороны всяческую помощь и назначила день к моему путешествию.
Боги ведают, с каким нетерпением ожидал я этого дня; наконец он настал. Зимония вручила мне шляпу и сказала следующее:
– Зелиан! Ты должен в стране дулебской искать сестру свою.
– В дулебской? – подхватил Баламир, – Эта страна мне весьма известна. О боги, если догадка моя…
– Тебе позволено догадываться, – пресек его речь старик, – но не должно прерывать повествования.
Баламир, может быть, плохо принял это наставление в Уннигарде, но здесь замолчал, и Зелиан продолжал:
– Мне не позволено, – говорила Зимония, – в путешествии твоем и в намерениях оказать иной помощи, как дать тебе эту шляпу. Она сделает тебя невидимым, когда будет надета тобою на голову; в прочем употребление её оставляется на твою волю. Однако я не советую тебе скидывать с головы своей шляпу, если судьба приведет тебя во дворец дулебских царей, ибо там ты легко можешь её утратить безвозвратно.