Русские сказки, богатырские, народные

Проходя по ней, всюду мы слышали похвалы воцарившейся над ними девице, которая, как сказывали дулебы, послана была к ним с неба для восстановления разоренной аварами страны. Киган, государь этого варварского народа, завоевал это царство и истребил род владевших им государей, но сам пропал безвестно и оставил без начальства как собственный, так и побежденный народ. Авары оказывали жесточайшие притеснения дулебам, рассеялись без порядка по стране их и подали тем самым дулебам способ истребить себя совершенно. Но хотя страна это и освободилась от своих притеснителей, но и безначалие произвело не меньшие неустройства. Своеволие сильных и злых людей, споры за царский венец и междоусобицы грозили прекрасной стране этой превращением в пустыню. Но тогда по совету, полученному в оракуле, нашли эту девицу в пустыне, и она в короткое время мудростью своего правления привела в забвение аварское нашествие.

Алавар весьма был внимателен к таковым рассказам, но я помышлял только о поиске пещеры моего пустынника. Однако никто не мог ответить на мои вопросы, никто не ведал ни о пещере, ни о пустыннике, и сами мы, проходя все необитаемые места, не нашли желаемого.

Отчаявшись найти успех в наших поисках, согласился я на желание Алавара осмотреть столицу дулебов. Мы пришли в неё и заняли жилище в уединенном месте города. Алавар, не пропускавший ни в одном городе ни малейшей подробности без замечания и осмотра, отлучился от меня на другой день очень рано, а я прохаживался по городской площади. Между проходящими людьми одно лицо показалось мне весьма знакомым. Я подошел ближе и, невзирая на измененные одежды, узнал в нем моего пустынника. Тот, может быть, заметив меня, но не желая давать о себе знать, поспешно удалялся, однако я побежал вслед за ним и осмелился войти за ним в двери одного дома. Я нашел его одного; и поскольку я, входя, для безопасности надел мою шляпу, то смог удостовериться, что я нашел моего воспитателя, рассмотрев его вблизи.

Я снял мою шляпу и, бросившись пред ним на колени, принёс ему мои извинения за содеянные мною перед ним преступления, в которые ввергло меня любопытство, родившееся в тогда незрелом ещё моем разуме.

Пустынник удивился, увидев меня пред собою так нечаянно появившегося.

– Любезный Зелиан, – сказал он мне, несколько подумав, – я прощаю тебё все, что ты учинил в своих молодых летах, ибо отношу это к необходимым следствиям судьбы твоей. Не думай также, чтоб ты огорчил меня похищением зачарованной Книги Судеб: этому надлежало случиться для начала исправления некой важной, допущенной мною в жизни моей погрешности. Однако я бы не извинил намерения твоего, с каковым искал ты пещеру, в которой я воспитывал тебя. Ты хотел похитить сестру свою, мне все это известно, но поскольку ты не ведал, с каким намерением я сохранял ее от тебя и к чему она предназначена, то, впрочем, родственная твоя к ней любовь и забота о состоянии её этот проступок твой оправдает. Может быть, ты пожелаешь узнать от меня, какое было моё намерение в рассуждении самого тебя? Но я не могу открыть этого до времени, в какое судьба дозволит тебе увидеть твоих родителей. Что же касается сестры твоей, то, принудившие меня разлучить тебя с нею и пресечь все способы к вашему свиданию, были следующие: по некоторым обстоятельствам, о коих ты также со временем узнаешь, я нанёс великий вред этому государству; что исправить, когда я познал моё заблуждение. При рождении сестры твоей открыл я, что судьба предназначает её к благоденствию некоего сильного государства; но поскольку место, в котором я нашел её, не могло доставить ей приличного воспитания, то я взял труд сей на себя и унес её в мою пещеру. Предприимчивый и нескромный нрав твой был мне знаком; проник я также и в, что ты от меня удалишься, к чему ты легко мог бы подвигнуть и сестру свою, а тем самым сделать её несчастною и мои намерения и надежды учинить бесплодными. Однако знай, что несправедливость твоя против меня не осталась без наказания: ты не можешь видеть сестру твою, хотя она и находится в этом городе. Старанием моим возведена она на престол и правит оным столь успешно, что вред, некогда нанесенный мною дулебам, ныне неприметен.

На этом слове Баламир прервал повесть Зелианову: он бросился к нему и заключил его в свои объятия.

– Ах, Зелиан! – вопиял он. – Надежда моя не обманула меня: ты – брат несравненной Милосветы, которой навеки подвластно мое сердце.

Зелиан признался в этом и ответствовал Баламиру в дружеских приветствиях.

Восторг короля гуннского был несколько продолжителен, и старик вынужден был его нарушить и принудить Зелиана к продолжению повести.

– Пустынник поразил меня своими словами. Я повергся пред ним на колена и употребил всевозможные убеждения дабы испросить себе прощения и дозволения видеться с Милосветою. Огорчение моё смягчило его, он сожалел обо мне, однако, не мог отменить того, что единожды уже воспоследовало.