Русские сказки, богатырские, народные

– Намерения твои, – сказал он мне, – клонившиеся к похищению сестры твоей, принудили меня совершить действие, полагающее величайшее препятствие в твоем свидании с нею. Хотя ты можешь её видеть, но это не удержит тебя от разговоров с нею, а как только ты скажешь ей хоть одно слово и она узнает, что ты ей брат, в ту же минуту ты нанесешь ей крайнее несчастье: в ту же минуту она пропадет из глаз твоих, и едва ли ты во всю жизнь свою ее снова увидишь. Теперь рассуждай, пристойно ли тебе желать с нею свидания?

– По крайней мере, посредством моей шляпы я смогу взирать на нее так, что она меня не увидит, – говорил я.

Пустынник старался всеми силами удерживать меня от свидания, а я – убеждать его, так что он напоследок принужден был мне сказать:

– Вижу я, что от определенного судьбою никто убежать не может. Я чувствую, что свидание твое будет бедственно для Милосветы и огорчительно для самого тебя. Но поскольку мне известно, что ты не можешь управлять своими желаниями, то и без меня пройдешь во дворец к ней, то мне должно лишь предохранить Милосвету, чтобы ты не учинил ее навечно несчастною. Еще раз напоминаю тебе: удержись от желания скинуть во дворце твою шляпу, может быть, это сохранит тебя от разговора с нею. Сверх того, возьми этот таинственный перстень, но дай клятву возвратить его мне после свидания твоего, какими бы последствиями оно не окончилось.

Я дал ему в том величайшие клятвы, принял перстень, поблагодарил его и побежал во дворец.

Я нашел сестру мою одну во внутренних ее покоях, и сколь она ни переменилась во время нашей разлуки, ибо красота ее достигла верха совершенства, но я узнал ее. Долго утешался я, взирая на нее и замечая ее упражнения. Она рассматривала некоторые учреждения, относящиеся к благоденствию ее подданных.

– О боги, – сказала она, окончив своё чтение, – я достигла крайней степени блаженства, ибо могу делать благодеяния целому народу. Но это высочайшее утешение добродетельной души не приносит мне совершенного спокойствия. Я всем помогаю, кроме моих любезных, но родители мои, может быть, окружены бедствиями, нищетою и презрением. Я не знаю их, не вижу средств узнать, и они, может быть, не воображают, что дочь их на престоле. Еще в младенчестве своем имела я утешение знать моего брата, но и тот погиб; иначе он не оставил бы меня в неизвестности о своей судьбе. Ах, Зелиан, ты один был вместо всех моих родственников, и только тебя могу я оплакивать!

Слезы потекли из очей ее при этих словах. Сердце мое затрепетало от радости и жалости. Я забыл завещание пустынника и вскричал:

– Я здесь, любезная сестра!

Голос мой привел её в изумление: она пришла в ужас, в котором я, не желая ее оставить, снял с себя шляпу и бросился к ней с объятиями. Она узнала меня, и мы в восхищении нашем наговорили много беспорядочных слов. Однако радость моя недолго продолжалась: шляпа-невидимка, которую я держал в руке, вырвалась и обратилась в дым, приведший сестру мою в смертельный обморок. Я бросился к ней на помощь, но дым покрыл и её и исчез вместе с нею.

Не возможно описать тогдашнего моего смятения и горести. Я проклинал мою невоздержанность, рвал на себе волосы и кричал как сумасшедший.

– Опомнись, – сказал мне пустынник, представший мне в то же мгновение, – твой крик может повергнуть тебя в бедствие: ты вошел во внутренние царские покои посредством невидимости, тебя никто здесь не знает. Увидев тебя, слуги сочтут тебя за злодея, в чем тебе невозможно будет оправдаться, поскольку их царица как раз во время твоего прихода пропала: итак, ты подвергнешься неизбежной казни. Подай мне перстень и последуй за мною, я проведу тебя в потайные двери.

Я подал ему перстень и предался его руководству.

– Не правду ли я сказывал тебе? – выговаривал он мне идучи. – Вот следствие твоего непослушания.

Я просил его, по крайней мере, уведомить меня, что стало с моею сестрою и жива ли она. Пустынник мне не хотел ничего сказать о том, а повелел идти в храм оракула и вопросить божество.

– Может быть, там узнаешь ты желаемое, – сказал он мне и оставил меня в толпе народа на городской площади.

Все это произошло так скоропостижно, что я почти вмиг лишился сестры, был выведен из дворца и потерял из глаз пустынника. Я имел довольно оснований думать, что этот почтенный муж изрядный волшебник, но мысль эта не уменьшила причин к ощущению горя об участи сестры моей.

Алавар нашел меня погруженным в глубокую печаль и спрашивал о причине её. Я рассказал ему всё, что со мною случилось. Он удивлялся, желал разогнать мое уныние и советовал мне последовать наставлению пустынника и посетить храм оракула.