Русские сказки, богатырские, народные

– Какие, возлюбленная моя Алцида? – вскричал я. – Я клянусь тебе, что потерять стократно жизнь для меня легче, чем хотя бы однажды преступить какое-нибудь твое повеление.

– Произвол судеб расположил состояние мое таковым образом, что я от всего света должна таить мой брак, – сказала она. – Я не могу тебе открыть подробностей причин, принуждающих меня к этому; но и зачем тебе их знать? Итак, постарайся для собственного твоего покоя таить от всего света, что ты стал моим супругом. Я не ожидаю, чтоб тебе трудно было сохранить эту тайну, но ведай, что час, в который ты проговоришься, будет последним моего счастья: ты утратишь меня навечно и вместо спокойствия, которым ты до поздних дней твоих будешь здесь наслаждаться в объятиях моих, подвергнешься разным страданиям. Сверх того, ты претерпишь и наказание: в самый час твоего преступления одна рука твоя потеряет свою природу и, превратившись в твердейший металл, станет бездействующей.

Я посчитал завещание это маловажным и не ожидал, чтоб я когда-либо мог его нарушить, но впоследствии испытал, что человеку нет ничего легче, как впасть в ту пропасть, которой он не опасается. Я уверял мою возлюбленную с великою надеждою, что с этой стороны счастье наше в безопасности. Она во мне не сомневалась, и с того часа я стал благополучнейшим из смертных. Дни наши протекали в совершенной радости, я забыл всё и жил только для Алциды. Я не имел ничего любезнейшего, кроме неё, и даже сестра моя никогда не приходила мне в мысли. Может быть, причиною того был завороженный замок, в котором я обитал, или, может быть, Алцида, изобретающая для меня ежечасно новые утехи, не давала мне свободы опомниться от сладостного моего упоения.

Год ли или больше прожил я, и могу сказать, что это время мог я почитать истинной жизнью в моем веке, – в содружестве моей возлюбленной нельзя было различить времени, оно было мгновенной радостью, всё – только одна минута восхищения. Наконец рок мой превратил всё это в жесточайшее горе. Увы! я все потерял: лишился моей Алциды и лишился из-за своей неосторожности.

Я прохаживался по саду с моею супругою. Время тогда было наилучшее, или мне лишь казалось, что присутствие моей возлюбленной оживляет всё и саму природу. Не знаю каким образом, – ибо не случалось никогда, чтоб отдалился я от Алциды, – отошёл я от нее на несколько сажен. Я хотел уже возвратиться, но представшая мне женщина меня остановила. Я удивился, увидев особу, живущую там, где никого не обитало, кроме меня и моей супруги, и тем больше, что это была моя благодетельница Зимония. Любя ее, как родную мать, я в восхищении бросился в ее объятия. Она, увидев меня, казалась мне обрадованной не меньше.

– Ах, сын мой, – сказала она, – каким образом очутился ты в этом замке, когда я считала уже тебя погибшим?

– Я им обладаю, – отвечал я ей, ничуть не задумавшись, что я хочу сказать.

– Но по какому случаю? – спросила она с удивлением.

– Этот замок принадлежит Алциде, – говорил я, – а я – ее супруг.

– Увы, нескромный Зелиан!.. – раздался голос моей Алциды и поразил меня, подобно грому.

Я понял моё преступление, но было уже поздно помочь моему несчастью. Алцида, стоявшая близ озера, находившегося тут для украшения сада, лишилась чувств и упала в воду. Я имел еще силы, броситься ей на помощь. Едва я успел схватить ее, как она исчезла из глазах моих, а правая моя рука, по самый локоть окунувшись в воду, превратилась в железную. Отчаяние моё превзошло все крайности, и я было хотел утопиться в том же озере, если б Зимония меня от этого не удержала.

– Покорись провидению, – сказала она мне, – все на свете имеет причины, по которым судьба распоряжается человеческими действиями. Ты не мог избегнуть тебе предназначенного, следовательно, не считай неосторожность свою виной своего несчастия. Так должно, чтобы ты лишился и Алциды и собственной руки.

Я возражал против этого и доказывал со своей стороны, что, когда мне должно потерять Алциду, то мне не остается уже зачем жить, и потому нет ничего лучшего, как утопиться в том же озере, которое её сокрыло.

Однако по советам ли Зимонии или просто потому, что наша жизнь вообще всегда неплохая вещь, согласился я остаться пожить на свете и последовать наставлениям моей благодетельницы. Они состояли в следующем.

– Поскольку приключение твое, – говорила она, – соплетено с участью многих особ, претерпевающих гонения от сильного неприятеля, то ты не можешь ожидать окончания своим несчастьям, кроме как в одно известное время, когда и прочие все увидят начало к своему благополучию.

Если ты увидишь руку свою в прежнем состоянии, обнадеживала она меня, ты в то же самое время соединишься со всем, тебе любезным. Наконец не предписала она мне никаких подробностей в моем поведении, не подала никакой особой помощи, каковую оказала мне для розыска сестры моей, кроме того, что велела идти на запад и искать пещеру, содержащую одного зачарованного волшебника.