– Смешно, государь мой, – сказал он мне, – полагать, чтоб справедливо было наказывать невинных: вы не найдете основания, по которым приключающиеся в свете бедствия можно было бы приписать Провидению; если они идут в наказание, то невинные под них не подходят. Если же для примера прочим одному должно пострадать, то я имею причины думать… Однако, не ведая моих приключений, вы не можете никаких делать рассуждений, а я не могу вам рассказать о моих бедствиях. Совсем другое обстоятельство с вами: вы заслужили то, что терпите, и мне сверх того известно, что у вас есть надежда достигнуть счастья, превосходящего прошлое, а я такой не знаю… Но мне некогда с вами беседовать, ибо чувства мои измучены, а сердце моё ищет пищи своей в этих страданиях… Примите этот шарик, – сказал он, подавая мне мяч, – выйдя из этой пещеры, бросьте его и следуйте за ним. Где он остановится, там вы коснитесь его кошельком, который дан вам от Зимонии. В то же мгновение вы увидите на том месте большой замок, наполненный всем необходимым и множеством служителей. Обитайте в нем и употребите ваш неистощимый кошелек для странноприимства и оказания помощи всем к вам прибывающим. Вы не должны отказывать никому, кто бы какую сумму денег от вас ни потребовал; но и никого не допускайте к себе, пока с каждого, желающего вас видеть, не будет взято клятвенное обещание не сказывать никому, что ему известно ваше имя и что он у вас был. Без сомнения, обстоятельства эти должны показаться вам смешными, но именно в них заключается избавление Алциды, ваших родителей и других многих. Когда в числе приходящих к вам странников предстанет имеющий на руке тот перстень, который вы носили на руке в дулебском дворце, это будет сигналом к приближению вашего счастья. Этот человек, без сомнения, будет любопытствовать узнать о ваших приключениях, но опасайтесь открыть ему их, пока он не принесет вам известия об одном сапожнике, не способном продолжать своей работы из-за жестоких приступов рвоты, и от чего они случаются. Со временем вы узнаете, где обитает этот сапожник. Сохраните в тайне всё, что я вам сказал; малейшее нарушение этого продлит ваши злоключения. Если же вы поведаете свою повесть человеку, имеющему на руке перстень, вы тем самым создадите помехи в его действиях, направленных в вашу собственную пользу: он не в состоянии уже будет преодолевать все затруднения, к которым, впрочем, его неприметно доведет его собственное любопытство.
Сказав это, он принудил меня выйти. Я оставил пещеру, бросил шарик и последовал туда, куда он покатился, и, когда тот остановился, по наставлению волшебника через прикосновение кошелька воздвиг тот замок, в котором я имел счастье угостить ваше величество. Помня прорицание, полученное мною в дулебском оракуле, я узнал по носимому вами перстню, кто вы, ибо полагал, что такого никто не может иметь, кроме будущего супруга сестры моей и, следовательно, государя гуннов.
В этом замке обитал я несколько лет, беспрестанно оплакивая пропажу моей возлюбленной и расточая неистощимые мои червонцы. До сих пор я еще не имею никакого известия ни об Алциде, ни о Милосвете и не видел ещё благодетельницу мою Зимонию. По вашем уходе к сапожнику, – о жилище которого я вас уведомил, – я продолжал вести мою повседневную жизнь. Вчера же я увидел этого почтенного старика, посетившего мой замок. Я не сомневаюсь, что – он самый тот пустынник, коему я обязан моим воспитанием. Я хотел тогда же в этом удостовериться, но тот на мой вопрос сказал, что мое лицо ему незнакомо. Он обнадежил меня, сказав, что жилище родителей моих ему известно, и уговорил последовать за собою. Всё мне в этом старике кажется чрезвычайным, и я полагаю, что он владеет таинствами высочайших наук, ибо путь до сапожника, расстоянием десятидневной езды, совершили мы пешие часа в два, столь же быстро достигли мы и Ярослава и приплыли сюда уже водою в той чудной лодке, которую вы видели.
Окончив свою повесть, Зелиан сказал.
– Все предвещает мне, что начало к моему благополучию близко… Но, почтенный старик, если вы и незнакомы мне, если не вы воспитывали меня и не вас видел я в стране дулебов, – в чем, однако, не обманывают меня черты лица вашего, – скажите, истинно ли то, что я увижу моих родителей? Несчастья, претерпенные мною, влагают в меня недоверчивость ко всему, что не льстит моей надежде. Мне кажется невозможным уже увидеть любезных особ, давших мне бытие, равно как и эту железную руку исцеленною… Боги! – вскричал он. – Я чувствую в ней жизнь! Неужели…
Он сорвал полотно, в которое была завернута рука его, и увидел, что она получила своё прежнее естественное состояние.
Зелиан не мог уже больше выговорить ни слова от овладевшей им радости. Все собрание было не меньше его удивлено тем, кроме старика, который занимался шепотом неизвестных слов тогда, как прочие поздравляли Зелиана с исцелением от заклятия.
– Супруг Алциды, теперь ты уже не можешь сказать, чтобы Зимония подала тебе пустую надежду, – донёсся к ним голос с небес.