Гипомен и его супруга, не знавшие до тех пор своих племянников, обнимали их с нежностью. Все вообще радовались, и все желали знать, какое участие имела Зимония в приключениях Доброслава, как превратилась Любостана из рыбы в розу и что значат белые птички, которых она принесла с собою и которые беспрестанно трепыхались в клетке.
Баламир первый предложил Зимонии рассказать об этом.
– Могущая волшебница, – сказал он, – от вас не может быть скрыто, какая судьба свела нас всех в это место. Следовательно, вы знаете, что Баламир, покорный ваш слуга, замешан в приключениях ваших родственников и что он знает только начало их, например: мне известны неосновательные подозрения короля волшебников; знаю, что Доброслав утратил свою супругу под видом рыбы; знаю, что дети его были похищены; но какие причины принудили вас к такому немилостивому против родителей поступку, им самим не ведомо, равно и то, каким образом попала под ваше покровительство Любостана? Может быть, не скрыты от вас и подробности о судьбе Алциды, Замиры и богини, сочетавшейся с Ярославом, и о прочем? Поэтому несправедливо будет оставить нас далее в безвестности, если только от вас зависит разрешить её.
– С великим удовольствием, – отвечала Зимония, – я расскажу мою повесть, но лишь столько, сколько мне возможно; ибо все подробности в состоянии объяснить лишь один король волшебников, бывший главным и единственным орудием всех наших злоключений. Я ужасаюсь о судьбе его, потому что в этот день надлежало бы и ему предстать здесь, если он действительно раскаялся в своей ошибке. Но прежде, чем я начну свою повесть, – добавила Зимония, – мне следует дать свободу этим птичкам; они привыкли у меня летать на воле, и вы увидите, насколько они ручные.
Сказав это, отворила она дверцы у клетки: птички выпорхнули и бросились к Доброславу и его супруге, они сели к ним на руки и затрепетали крылышками, как бы оказывая им некоторый род почтения. Потом обратились они к их детям, и одна из них села на плечо к Зелиану, другая к Доброчесту, а третья к Ярославу. Удивлялись столь ручным птичкам и делали об них разные рассуждения, кои пресечены были волшебницею, приступившею к удовлетворению просьбы Баламировой.
Повесть волшебницы Зимонии
– Полагаю, – сказала она, – вам известно, что я в супружестве с королем волшебников прижила трех дочерей и поскольку он по неосновательной клевете проклятого волшебника Зловурана взял подозрение, будто я имею любовную связь с племянником моим Гипоменом и что для удержания его в моих узах будто бы во зло употребляю честь дочерей моих. Какие были последствия гнева его, отчасти известно Гипомену, о чем, надеюсь, он вам и рассказывал, отчасти ж сокрыты, и потому мне с этого обстоятельства надлежит начать мою повесть.
Распорядившись мщением своим против мнимого оскорбителя своей чести и подкрепя Зловурана к его преследованию, супруг мой посетил меня в моем замке. Я обитала в горах Армянских, а он имел свою столицу на высочайшем хребте Рифейских гор[129]
. В силу своей должности по управлению всем сонмищем волшебников, находящихся на северной половине земного шара, посещал он меня очень редко, а особенно с некоторого времени вспыхнувшая страсть его к одной девице, имени которой я не старалась узнавать, отвлекла его так, что я не ожидала увидеть его в это время. Я могла только думать, что постоянство мое привело его к раскаянию и что он пришел загладить свою неверность признанием своей вины передо мною, но я ужаснулась, увидев его скрежещущим зубами от гнева и с неистовством произнёсшего следующее:– Неверная! Не думай, чтобы порочные дела твои могли от меня укрыться, – я всё ведаю. Не старайся также прибегать к лести, чтоб затмить хитростью произошедшее, нанёсшее мне неизгладимый стыд; я уверен в том яснее дня и не приму никаких твоих оправданий.
После этого начал он мне рассказывать то, что внушил ему Зловуран и что своими тёмными ответами подтвердила его зачарованная книга. Я хотела было вывести его из заблуждения и объяснить ему истинные обстоятельства этого дела, но он не слушал ничего и ещё затыкал уши свои.
– Я не с тем пришёл, – кричал он, – чтоб выслушивать твои оправдания, но для того, чтоб наказать тебя.
Потом начал он совершать жесточайшие заклинания, которых сам Чернобог и весь ад трепещет и которые переменить вовеки уже невозможно.
Он бросил в меня свой зачарованный платок и сказал: